что это будет. Он давно думает об этом. Когда - то его папа Иван Фёдорович

отправлял его из дому, дабы отвадить от театра и приохотить к работе. К

работе приохотил (впрочем, тут ещё натура помогла), а вот от театра не

отвадил. Теперь у него, у Саввы Мамонтова, будет театр. Свой. Но не такой,

как казённый императорский. Нет! Он создаст новый театр, где всё то, что он

придумал во время домашних постановок, что он творил, выйдет в люди… Он уже

знал твёрдо: театр он создаст.

Подготовка исподволь. Намечался репертуар, подбирались артисты и

декораторы. Всё это должны были быть новые люди, люди, не испорченные

дурной традицией, не втянувшиеся ещё в рутину казённой сцены. Пусть там, на

казённой сцене есть хорошие певцы, обладающие замечательными голосами,

пусть там иногда промелькнёт талантливая декорация… Всё равно это не то -

рутина, казёнщина. Опера - не место, где премьер или премьерша,

выфранченные в богатые платья, сверкая драгоценностями, демонстрируют

особенности своего голоса, а старенькиё меломан сидит, дожидаясь, как такая

- то примадонна возьмёт такую - то ноту. Театр должен вслед за живописью

взбунтоваться и двинуться по пути от академизма к реализму. Во всём. В

репертуаре, в исполнении, в декорациях, в костюмах.

Однако… глава акционерных обществ Савва Иванович Мамонтов - создатель

оперной труппы. Не солидно. Пожалуй, акционеры испугаются - не употребил бы

глава их компании их средства на содержание всяких там актёров. Да и в

Петербурге те, с кем он сталкивается по делам железных дорог, только глаза

раскроют удивлённо, когда узнают, что Савва Иванович вдруг, изволите ли

видеть, - оперу открыл! Ну что ж !.. Нет положения, из которого

предприимчивый Савва Мамонтов не нашёл бы выхода. Пусть новая опера

считается театром Кроткова: “Русская частная опера”.

В 1884 Мамонтов начал подготовку к будущему её легальному

существованию. Первым спектаклем Частной оперы было решено сделать

“Русалку”. Декорации к нему писал Левитан по эскизам Васнецова. Эскизы

делал и Поленов, однако сами декорации писались без исключения молодыми

перспективными художниками, такими, как, например, Коровин. Сам Савва

Иванович занимался тем временем подготовкой труппы, то есть вокальной и

сценической части оперы, ну и , конечно, оркестровой. Он считал, что певцы

в его новой опере, так же как и декораторы, должны быть молодыми, ещё не

испорченными дурной традицией казённой императорской оперы, не тронутыми

рутиной и карьеризмом, словно ржавчина разъедающими душу актёра.

На главную роль в дебютном спектакле Частной оперы “Русалка” Мамонтов

решил пригласить ещё не испорченную какими - то ни было выступлениями , ещё

проходившую курс консерватории, двадцатидвухлетнюю Надежду Васильевну

Салину, которая не без горечи называла себя “дитя театра”. Сколько она

помнила себя, она всегда кочевала по провинциальным городам России с какой

- то бродячей труппой актёров, в которой выступала её мать, а иногда и она

сама, если по сценарию требовался “ребёнок без речей”. С момента их с

Саввой Ивановичем знакомства Мамонтов, по её словам, “сиял над ней

путеводной звездой”.

Обстановка в опере была товарищеская - во многом благодаря Савве

Ивановичу, который всегда умел поддержать моральный дух актёров. Все актёры

били ещё молоды, все только ещё начинали, но у всех у них был общий кумир,

человек, который собрал их всех вместе - Савва Мамонтов. Артисты сдружились

с молодыми художниками - декораторами: свойским Костей Коровиным,

Левитаном, Врубелем, Забелиным.

И вот начались бесконечные репетиции. Репетировали сразу и “Русалку”,

и “Снегурочку”, и “Фауста”. Все артисты были молоды, энтузиазма было хоть

отбавляй. Зато не было опыта: репетировали до изнеможения. Савва Иванович и

тут не терял своей увлечённости, широты натуры, щедрости во всём,

энтузиазма, способности вдохновлять. Едва актёры уставали, он, уставший ещё

больше, пытался взбодрить их весёлой шуткой, смешным рассказом или чаем с

кулебякой. Он присутствовал на каждой репетиции, наблюдал за всем и за

всеми. Поначалу он рассказывая актёрам об опере, об истории сюжета, об

эпохе, психологии действующих лиц, а потом предоставлял каждому свободу

трактовки, каждому давал возможность проявить индивидуальность, однако

никого не выпускал из поля зрения. И стоило только ему заметить фальшивый

жест или фальшивую интонацию, как он немедленно своеобразно реагировал:

улыбался чуть заметно и каким - нибудь скупым жестом, как бы невзначай

брошенной фразой давал понять актёру его ошибку, причем делал это так

ненавязчиво, так деликатно, что актёр сразу понимал свою ошибку и делал

именно так, как нужно.

Результатом такой работы была не только спевка, но и сыгранность

актёров, о которой и знать не знали в казённой опере. И было решено

дебютировать “Русалкой” уже девятого января 1885 года в Лианозовском

театре. Официальная московская пресса никак не отреагировала на появление

первой в России частной оперы. Театральной школы, не говоря уже о

специальном образовании, у Мамонтова не было. Но всё же его нельзя считать

дилетантом в театральном деле. Его юношеское увлечение театрам, общение с

Островским в Секретаревском кружке, домашние постановки, непризнание им

казённой театральной рутины, новаторское отношение к опере - всё это

должно было предопределить его успех.

Мамонтов среди интеллигенции считался законодателем художественного

вкуса. По воспоминаниям современников, если кто - то покупал какую-нибудь

красивую вещь, то непременно говорили: “Надо непременно показать её Савве

Ивановичу!”.

Перед дебютом “Русалки” хотя все и волновались, но всё же

рассчитывали на успех. Однако дебют провалился… Молодая Надежда Салина,

исполнявшая Русалку, от которой зависел успех, пела ужасно. Ту, что дебют

был неудачен, понимали все. Пресса обрушила на Частную оперу лавину

критики. Савва Иванович бал очень недоволен. Вторым спектаклем шёл “Фауст”,

поставленный Поленовым. На этот раз все актёры пели замечательно, однако

зрители не поняли во многом нового и оригинального замысла. Второй акт

проходил при почти пустом зале.

Только человек с такими железными нервами и таким упорством, как

Мамонтов, человек, уверенный в правоте и конечном торжестве своего дела,

мог не пасть духом. И спектакли продолжались. Снова ставили “Русалку”. На

этот раз Салина исполнила заглавную партию просто великолепно, и спектакль

увенчался хоть каким - то, но успехом.

Однако какая роль самого Саввы Мамонтова во всём этом предприятии? Он

не пишет декораций - это делают Васнецов, Поленов, Левитан, Коровин. Он не

управляет оркестром - это делают маэстро из Италии. Он не поёт. Однако

ошибочно думать, что он только снабжал предприятие деньгами и пытался

заручиться поддержкой Островского, Стасова, художников. Роль Мамонтова в

его опере была всеобъемлюща. Все нити исходили от него. Впервые в русском

театре роль режиссёра была поднята на такую высоту. Он режиссирует, он

сочиняет мизансцены, подсказывает актёрам как ходить, как держаться на

сцене, как петь. Петь нужно играя - таков режиссёрский принцип Мамонтова.

Не всё это только начало, первые шаги, уроки; уроки не только для артистов,

но и для самого Мамонтова.

А пока, убедившись за время первого сезона в косности московской

публики, Савва Иванович пошёл на компромисс: то и дело приглашались лучшие

певцы - иностранцы. Русские зрители пока не были способны понять русскую

оперу. Поэтому во время второго сезона иностранные оперы преобладали над

русскими. В сентябре 1886 года открылся новый, третий и последний сезон

Русской частной оперы. Савва Иванович понял уже, что временно потерпел

поражение, что русская публика оказалась неподготовленной к той театральной

революции, которую он хотел совершить, и которая, как он был убеждён,

неизбежно совершится. Он не имел практического опыта общения с публикой, не

видел ещё путей, какими должен был быть завоёван прогресс. Уроки поражения

нужно было обдумать, чтобы впоследствии опять выйти на бой с рутиной и

победить её.

В 1894 году у Мамонтова появилась мысль о возрождении его оперы. Так

и получилось через два года, однако решающим стал 1895 год, когда Савва

Мамонтов заметил никому ещё тогда не известного молодого актёра Фёдора

Шаляпина. Именно благодаря этой случайной встрече возродилась мамонтовская

опера. В тот же вечер, когда Мамонтов услышал голос Шаляпина в Панаевском

театре, Савва Иванович подошёл к нему. Познакомились. Не в силах ждать,

Мамонтов предложил Шаляпину спеть. Последний с радостью согласился. Голос

Шаляпина поразил Савву Ивановича своей силой и красотой. Он говорил:

”Шаляпин - настоящая сила. Какой голос! В консерватории не учился… А кто

знает, не сам ли он консерватория?!” После этого Мамонтов твёрдо решил

возродить оперу. Несколько артистов из прежнего состава только того и

ждали. Весь 1895 год прошёл в подготовка к новому рождению Частной оперы.

На летние месяцы, во время каникул в Мариинском театре Шаляпин

присоединился к новой труппе Саввы Мамонтова.

Шаляпин прекрасно вжился в среду актёров и художников. Кроме того сам

Мамонтов очень привязался к Шаляпину, решил сделать из него настоящего

певца, настоящего актёра, полноценную личность. Шаляпина поразила та

творческая обстановка, которая царила в труппе. Начались репетиции. Только

теперь Шаляпин понял, что значит по - настоящему работать над ролью, над

партией. Савва Иванович неустанно объяснял ему, какой образ должен он

создать, как играть, как петь. Каждая беседа с Мамонтовым казалась ему

откровением, и Мамонтов видел это. Он поставил себе задачу взрастить

Шаляпина как личность. Шаг за шагом втолковывал Савва Иванович Шаляпину

принципы театрального дела. Он водил своего ученика по музеям, выставкам,

знакомил с художниками и скульпторами. Шаляпин увлечённо познавал, что есть

искусство. Мамонтов был терпелив, а Шаляпин умён. Постепенно он становился

вторым человеком в опере после Мамонтова.

Дебют труппы состоялся в Нижнем Новгороде. Гастроли в провинции

прошли как нельзя успешно. И вот, новая Русская частная опера поехала

покорять Москву. И это ей с успехом наконец удалось. Критики восторгались

голосом Шаляпина, декорациями, режиссёрской работой. В прессе прозвучали

те слова, которых ждал Савва Мамонтов не один год, слова, свидетельствующие

о том, что он понят наконец, поняты его стремления, понята его цель, во имя

которой он так упорно работал. Триумф Шаляпина продолжался два сезона. Но

всё резко и неожиданно обрушилось одиннадцатого сентября 1899 года: Савву

Ивановича Мамонтова арестовали.

Та помощь, которую Мамонтов оказывал художникам, то , с каким

размахом организовывалась Частная опера, - всё это требовало денег, и

немалых. Деньги приносил доход, получаемый от эксплуатации железных дорог и

от других предприятий. Нельзя забывать, что Савва Мамонтов был не только

медичи, но и азартным предпринимателем, крупным дельцом. И вот, в кассе

Московско - Ярославско - Архангельской железной дороги была обнаружена

крупная брешь. Обвинён был в этом Савва Мамонтов, а также ряд его

помощников. Мамонтовский дом на Садовой был подвергнут обыску. На самого

Мамонтова был наложен крупный штраф в размере ста тысяч рублей. Но в доме у

него ничего не нашли. Таким образом Савва Иванович Мамонтов, обедневший,

оказался в тюрьме. Там дали о себе знать его болезни, его мучили припадки

чахотки. На просьбу Саввы Ивановича заменить до суда заключение домашним

арестом, мотивированную это своим состоянием здоровья следователь ответил

резким отказом. Но благодаря стараниям известных художников и музыкантов

через некоторое время Савва Мамонтов был переведён на домашний арест.

В июне 1900 года состоялся суд, который совершенно неожиданно

обернулся бенефисом Саавы Мамонтова. Благодаря стараниям лучшего

московского адвоката и всего цвета русской интеллигенции он был оправдан.

Однако долг остался висеть на шее Мамонтовых. Все произведения культуры,

принадлежавшие ранее Мамонтовым были проданы с молотка.

Остатки жизни Савва Иванович Мамонтов провёл в полной тени. Он старел

катастрофически. Он был морально затоптан, потерян среди многолюдной

Москвы. Шестого апреля 1918 года он скончался.

Глава 3.

ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ ТРЕТЬЯКОВ

Государственная Третьяковская галерея - национальная галерея русской

живописи, является художественным музеем мирового значения. Она была

создана русским меценатом Павлом Михайловичем Третьяковым. Это было дело

крайне непростым, но П.М.Третьяков отдал все свои силы созданию

национального музея русского искусства, который, изначально, по его идее,

стал бы достоянием народа.

Собирательство различного рода коллекций, в том числе и картин, было

весьма распространенным в среде купечества, а в плане создания картинных

галерей, Третьяков был далеко не пионером. Самую первую художественную

галерею основал коллекционер Свиньин, его галерея, называвшаяся «Русским

музеем», существовала с 1819 по 1839 годы, а впоследствии была продана на

аукционе. Также, в 1840-1860 гг. коллекционер Прянишников из Санкт-

Петербурга и коллекционеры Кокорев и Солдатенков имели большие коллекции

картин. Но их собрания преследовали цель собирательства как такового, в то

время как собирательная деятельность П.М.Третьякова не имела решительно

ничего общего с такого рода мотивами купеческого коллекционирования, она

велась иными методами и имела иную высокую цель.

Отец и дед П.М.Третьякова были купцами. Сам он с малых лет помогал

отцу торговать в лавке, бегал по поручениям, выносил мусор и учился вести

записи в торговых книгах, а после смерти отца он вел вместе с братом все

торговые дела.

В характере П.М.Третьякова - основателя галереи, сохранились

некоторые черты, напоминающие о купеческих традициях семьи и личного опыта,

но к счастью для великого дела - создания галереи, это были черты

совершенного бескорыстия, руководства интересами России и русской культуры,

обращенные на пользу большого культурного начинания. Третьяков привык

уважать крепость данного раз слова, и делал это для того, чтобы вести дела

с художниками честно и открыто, внушая им веру в солидность и прочность

предпринятого им дела - создания галереи русской живописи.

Третьяков относился к начатому делу бережно, по-хозяйски. Предприняв

дело гигантского, не виданного для сил одного человека размаха и затратив

на это миллионное состояние, Третьяков никогда не переплачивал за картины

больше того, что считал нужным, и берег деньги не ради них самих, а лишь

для того, чтобы иметь средства приобрести для галереи лучшие произведения

русской живописи, и в случае необходимости, платить авторам вперед,

поддерживая их, давая возможность спокойной творческой работы над

картинами.

Павел Михайлович Третьяков избегал в быту роскоши и излишеств для

того, чтобы молча и скромно помогать нуждающимся художникам, обеспечивать

их вдов и сирот, достраивать и расширять галерею.

Он стал одним из самых передовых людей России с демократическими и

патриотическими взглядами, с глубоким знанием и пониманием искусства, с

тонким художественным чутьем, развитым до высшей степени. Так, в музыке

существует понятие «абсолютный слух». И если есть в живописи «абсолютное

зрение» в смысле безупречного художественного вкуса, то им сполна обладал

П.М.Третьяков.

П.М.Третьяков начал свою деятельность по собиранию картин русских

художников в 1856 году с приобретения картины «Искушение», работы Николая

Шильдера и и уже в 1860 г., когда ему было еще 29 лет (!), решил, что

подарит свою коллекцию городу, сделает ее народным достоянием. В

завещательном письме 1860 г. П.М.Третьяков пишет, что капитал он завещает

«на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной

галереи», и добавляет, что «желал бы оставить национальную галерею, то есть

состоящую из картин русских художников». В письме к вдове художника Нестора

Кукольника в 1870 г., Третьяков вновь подтверждает, что его собрание

«картин русской школы и портретов русских писателей, композиторов и вообще

деятелей по художественной и ученой части» поступит в собственность города

Москвы. И наконец, в письме к Стасову в 1895г. Третьяков, повторяя свое

желание, «чтобы наше собрание всегда было в Москве и ей принадлежало»,-

добавляет: «...а что пользоваться собранием может весь русский народ, это

само собой известно!»

Огромная историческая заслуга Третьякова - это его непоколебимая вера

в торжество русской национальной школы живописи - вера, возникшая в конце

50-х годов прошлого столетия и пронесенная им через всю жизнь, через все

трудности и испытания. Можно с уверенностью сказать, что в наступившем в

конце 19 века триумфе русской живописи личная заслуга П.М.Третьякова

исключительно велика и неоценима.

В письмах Третьякова сохранились свидетельства этой его горячей веры.

Вот одно из них. В письме к художнику Риццони от 18 февраля 1865 года он

писал: «В прошедшем письме к Вам, может показаться непонятным мое

выражение: «Вот тогда мы поговорили бы с неверующими» - я поясню Вам его:

многие положительно не хотят верить в хорошую будущность русского искусства

и уверяют, что если иногда какой художник наш напишет недурную вещь, то как-

то случайно, и что он же потом увеличит собой ряд бездарностей. Вы знаете,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5