уполномоченных дворянских обществ в марте-апреле 1907 года. Общее

настроение дворянских депутатов выразил А. Д. Кашкаров: “Я полагаю, что

Крестьянский банк не должен заниматься разрешением так называемого

аграрного вопроса… аграрный вопрос должен быть прекращён силой власти”.

В это же время крестьяне весьма неохотно выходили из общины и укрепляли

свои наделы. Ходил слух, будто тем, кто выйдет из общины, не будет прирезки

земли от помещиков.

Только после окончания революции аграрная реформа пошла быстрее. Прежде

всего правительство предприняло энергичные действия по ликвидации земельных

запасов Крестьянского банка. 13 июня 1907 года этот вопрос разбирался в

Совете министров, было решено образовать на местах временные отделения

Совета банка, передав им ряд важных полномочий.

Отчасти в результате принятых мер, а больше того – вследствие изменения

общей обстановки в стране дела у Крестьянского банка пошли лучше. Всего за

1907-1915 годы из фонда банка было продано 3909 тысяч десятин, разделённых

примерно на 280 тысяч хуторских и отрубных участков. До 1911 года объём

продаж ежегодно возрастал, а затем начал снижаться. Это объеснялось, во-

первых, тем, что в ходе реализации указа 9 ноября 1906 года на рынок было

выкинуто большое количество дешевой надельной ( крестьянской ) земли, а во-

вторых, тем, что с окончанием революции помещики резко сократили продажу

своих земель.

Вопрос о том, как распределялись покупки банковских хуторов и отрубов среди

различных слоёв крестьянства, исследован недостаточно. По некоторым

прикидкам, богатая верхушка среди покупателей составляла всего 5-6 %.

Остальные принадлежали к среднему крестьянству и бедноте. Впрочем, это не

исключает того что на банковских землях появились достаточно крепкие

фермерские хозяйства. С этой точки зрения землеустройство на банковских

землях было перспективнее, чем на надельных. Однако, как уже говорилось,

таких хозяйств изначально было немного.

Третьеиюньский государственный переворот коренным образом изменил

обстановку в стране. Крестьянам пришлось оставить мечты о скорой“прирезке”.

Темпы реализации указа 9 ноября 1906 года резко возросли. В 1908 году по

сравнению с 1907 годом число укрепившихся домохозяев увеличилось в 10 раз и

превысило полмиллиона. В 1909 году был достигнут рекордный показатель –

579,4 тысячи укрепившихся. Представители правительства, в том числе

Столыпин, жонглировали этими цифрами в законодательных собраниях и беседах

с репортёрами. Но с 1910 года темпы укрепления стали снижаться. Численность

выделяющихся из общины крестьян стабилизировалась только после выхода

закона 29 мая 1911 года “О землеустройстве”. Однако вновь приблизиться к

наивысшим показателям 1908-1909 годов так и не удалось.

За эти годы в некоторых южных губерниях, например в Бессарабской и

Полтавской, общинное землевладение было почти совсем ликвидировано. В

других губерниях, например в Курской, оно утратило первенствующее

положение. Но в губерниях северных, северо-восточных, юго-восточных, а

отчасти и в центрально-промышленных реформа лишь слегка затронула толщу

общинного крестьянства.

Для доказательства того, что указ 9 ноября 1906 года был издан с целью

возвысить и укрепить немногочисленную деревенскую верхушку, часто

используется речь Столыпина в Думе, где он говорил о том, что правительство

сделало “ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных”. Эти слова

обычно вырываются из контекста речи и подаются вне связи с

обстоятельствами, при которых они были сказаны.

5 декабря 1908 года, когда была произнесена эта речь, в Думе возник вопрос,

признавать ли укрепляемые участки личной или семейной собственностью.

Настроение Думы заколебалось под воздействием многочисленных известий о

том, что некоторые домохозяева пропивают укреплённые наделы и пускают по

миру свои семейства. Но создание семейной собственности вместо общинной не

устраивало Столыпина, ибо большая семья напоминала ему общину. На месте

разрушенной общины, полагал он, должен быть мелкий собственник. Видя угрозу

одному из основных положений своей реформы, Столыпин решил вмешаться в

прения.

Пропивание наделов, доказывал он в своей речи, - это исключительное

явление, удел “слабых”.

“Нельзя создавать общий закон ради исключительного уродливого явления, -

подчёркивал Столыпин, - нельзя убивать этим кредитоспособность крестьянина,

нельзя лишить его веры в свои силы, надежд на лучшее будущее, нельзя

ставить преграды обогащению сильного для того, чтобы слабые разделили с ним

его нищету”. Из всех этих обстоятельств отнюдь не вытекает, что “разумными

и сильными” Столыпин считал лишь богатых крестьян, а “пьяными и слабыми” –

всех остальных. Каждый должен стать “кузнецом своего счастья” ( слова

Столыпина из той же речи ), и каждый такой “кузнец” мог рассчитывать лишь

на крепость своих рук и рук своих ближних, ибо сколько – нибудь

значительной помощи со стороны на переустройство хозяйства не

предполагалось. Ставка делалась почти исключительно на “дух

предпреимчивости”. Это показывает, что и Столыпин при всей своей

практичности, вольно или невольно бывал идеалистом.

История шутит с идеалистами невесёлые шутки, и в реальной жизни из общины

выходит в основном беднота, а также городские жители, вспомнившие, что в

давно покинутой деревне у них есть надел, который теперь можно продать.

Продавали землю и переселенцы, уезжавшие в Сибирь. Огромное количество

земель чересполосного укрепления шло в продажу. В 1914 году, например, было

продано 60% площади укреплённых в этом году земель.

Поскольку столыпинская реформа не разрешила аграрного вопроса и земельное

утеснение продолжало возрастать, неизбежна была новая волна переделов,

которая должна была смести очень многое из наследия Столыпина. И

действительно, земельные переделы, в разгар реформы почти заглохшие, с 1912

года снова пошли по восходящей.

Столыпин, видимо, и сам понимал, что чересполосное укрепление не создаст

“крепкого собственника”. Недаром он призывал местные власти “проникнуться

убеждением, что укрепление участков лишь половина дела, даже лишь начало

дела, и что не для укрепления чересполосицы был создан закон 9 ноября”.

15 октября 1908 года по согласованию министров внутренних дел, юстиции и

главноуправляющего землеустройством и земледелием были изданы “Временные

правила о выделе надельной земли к одним местам”. “Наиболее совершенным

типом земельного устройства является хутор, - говорилось в правилах, - а

при невозможности образования такового – сплошной для всех полевых угодий

отруб, отведённый особо от коренной усадьбы”.

С 1909 года все инструкции по землеустройству стали издаваться Комитетом по

землеустроительным делам, межведомственным органом, находившимся под эгидой

Главного управления землеустройства и земледелия. Аграрные теорети-ки из

Главного управления (А. А. Кофод, А. А. Риштих и др.) мечтали о том, чтобы

разбить на квадратики, наподобие шахматной доски, все крестьянские земли.

При этом в Главном управлении мало считались со столыпинскими мечтами о

“крепком хозяине”. 19 марта 1909 года Комитет по землеустроите-льным делам

утвердил “Временные правила о землеустройстве целых сельских обществ”. С

этого времени местные землеустроительные органы всё более ориентировались

на разверстание наделов целых деревень.

29 мая 1911 года был издан закон “О землеустройстве”. В него вошли основные

положения инструкций 1909-1910 годов. Новый закон устанавливал, что для

перехода к отрубному и хуторскому хозяйству отныне не требуется предварите-

льного укрепления надельных земель в личную собственность. С этого времени

чересполосное укрепление утратило прежнее значение, реформа стала перехо-

дить из рук МВД в руки Главного управления землеустройства и земледелия.

Крестьяне сопротивлялись переходу на хутора и отруба не по темноте своей и

невежеству, как считали власти, а исходя из здравых житейских соображений.

Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в

разных частях общественного надела, крестьянин обеспечивал себе ежегодный

средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый –

на взгорках. Получив надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти

стихии. Он разорялся в первый же засушливый год, если его отруб был на

высоком месте. Следующий год был дождливым, и очередь разоряться приходила

к соседу, оказавшемуся в низине.

Вообще во всей этой затее с хуторами и отрубами было много надуманного,

доктринерского.

Сами по себе хутора и отруба не обеспечивали подъём крестьянской

агрикультуры, и необходимость повсеместного их введения никем не доказана.

“Нигде в мире не наблюдалось такого практического опыта, - пишет америка-

нский историк Дж. Эйни, - который бы показал, что соединённые в одно целое

поля принесли с собой агрикультурный прогресс, и некоторые современные

исследователи крестьянской агрикультуры фактически отрицают подобную

причинно-следственную связь… С 40-х годов XX века в Западной Европе

прилагались мощные усилия к объединению владений, но система открытых полей

до сих пор широко распространена среди некоторых наиболее продуктивных

хозяйств”. Между тем Столыпин и его сподвижники всё более утверждались в

мысли, что хутора и отруба – единственное универсальное средство, способное

поднять крестьянскую агрикультуру от Польши до Дальнего Востока, от

“финских хладных скал до пламенной Тавриды”.

Такая ортодоксальная приверженность отчасти объяснялась тем, что многие

ведущие деятели реформы, начиная с П. А. Столыпина, были связаны с Западным

краем и наиболее близко знакомы именно с западной деревней. В. И. Гурко,

сын прославленнго генерала времён русско-турецкой войны, начинал свою

карьеру в Польше, под крылышком у отца, занявшего к тому времени пост

варшавского генерал-губернатора. Затем перебрался на службу в Петербург.

Датчанин А. А. Кофод приехал в Россию в возрасте 22 лет, ни слова не зная

по-русски, и затем долго жил в небольшой датской колонии в Псковской

губернии. Из них троих только Столыпин имел непосредственные представления

о деревенской жизни в центральной России. Хотя и он за два года в

Саратовской губернии, бывая в деревне наездами, не успел глубоко её

познать. Однако, впрочем, как раз он отличался более мягким, более терпимым

отношением к крестьянской общине. По крайней мере на словах.

Что же касается А. В. Кривошеина, в 1908 году занявшего должность главноуп-

равляющего землеустройством и земледелием и ставшего ближайшим сподви-

жником Столыпина, то он вообще мало был связан с деревней. Карьеру он

начинал юрисконсультом Донецкой железной дороги, затем перешёл в

Переселенческое управление и стал петербургским чиновником. “Он был

талантлив, энергичен, чрезвычайно импульсивен и обладал счастливой

способностью улавливать, в какую сторону дует ветер”, - вспоминал о нём

Кофод. Витте, считавший Кривошеина “величайшим карьеристом”, отмечал, что в

1905 году он был ещё сторонником общины, но после крутого поворота

правительственной политики резко изменил свои взгляды.

Несмотря на все старания правительства, хутора приживались только в северо-

западных губерниях, включая отчасти Псковскую и Смоленскую. В южных и юго-

восточных губерниях главным препятствием для широкой хуторизации были

трудности с водой. Но здесь (в Северном Причерноморье, на Северном Кавказе

и в степном Заволжье) довольно успешно пошло насаждение отрубов. Отсутствие

сильных общинных традиций в этих местах сочеталось с высоким уровнем

развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, её

однородностью на очень больших пространствах и низким уровнем агрикультуры.

Крестьянин, почти не затратив на улучшение своих полос труда и средств, без

сожаления их оставлял и переходил на отруб.

В центрально-нечернозёмном районе крестьянин, наоборот, много сил должен

был вкладывать в возделывание своего надела. Без ухода здешняя земля ничего

не родит. Удобрение почвы здесь началось с незапамятных времён. А с конца

XIX века участились случаи коллективных переходов целых селений к много-

польным севооборотам с высевом кормовых трав. Получил развитие и переход на

“широкие полосы” (вместо узких, запутанных). “Самый факт глубокой

интенсивности полевого хозяйства… уложившейся в систему общинно-

чересполосного землепользования, не только не вызывает потребности, но даже

служит препятствием к переходу, на участковое землепользование”, - писал П.

Н. Першин, автор одной из лучших книг по этой проблеме. Деятельность

правительства принесла бы гораздо больше пользы, если бы в центрально-

нечернозёмных губерниях оно, вместо насаждения хуторов и отрубов, оказывало

помощь интенсификации крестьянской агрикультуры в рамках общины. Первое

время, особенно при князе Васильчикове, такая помощь отчасти оказывалась.

Но с приходом Кривошеина землеустроительное ведомство повело резко

антиобщинную политику. В итоге коса нашла на камень: крестьяне

сопротивлялись насаждению хуторов и отрубов, а правительство чуть ли не

открыто препятствовало внедрению передовых систем земледелия на общинных

землях.

В центрально-чернозёмных губерниях основным препятствием к образованию

хуторов и отрубов на общинных землях было крестьянское малоземелье. Побывав

в Курской губернии, Кофод жаловался, что так и не смог найти общий язык с

местными крестьянами: “Они хотели помещичью землю немедленно и даром”. Из

этого следовало, что прежде чем насаждать хутора и отруба, в этих губерниях

надо было решить проблему крестьянского малоземелья – в том числе и за счёт

раздутых помещичьих латифундий.

Были задуманы и другие реформы, как следствие аграрной реформы.

Это: 1). Земская реформа.

2). Судебная реформа.

3). Военная реформа.

4). Реформа образования.

КИЕВСКОЕ ПОКУШЕНИЕ

Было высказано много разных точек зрения на покушение, я хочу привести

здесь статью из газеты “Русское Слово” в № от 3/16 сентября: “Безумие.

Покушение на убийство П. А. Столыпина с любой точки зрения является актом

безумия, стоящим за пределами здравого смысла. Нет надобности говорить о

том, что убийство есть всегда убийство. Стреляние из-за угла в беззащитного

человека на всех языках заклеймено одним и тем же термином. Мы не будем

углубляться в обстановку безумного покушения, учиненного агентом сыскной

полиции, не порвавшим своих связей с террористами. Моральное уродство людей

выступает во всей своей наготе. Афишируя это уродство такими позорными

актами, террористы выдают себе заслуженную аттестацию, против которой люди

здравого смысла возражать не станут. Россия не нуждается в проявлениях

дикого варварства. Наша родина стремится к мирному и безостановочному

развитию своей внутренней жизни. Террористы являются закоренелыми врагами

нашего прогресса. Они очень хорошо знают, что их дикие, безумные

выступления открывают дорогу реакции. И эти люди говорят, что они геройски

приносят себя в жертву высшим интересам родины!… Пусть же они знают, что на

их безумие Россия ответит гневным негодованием, которое выразится в общем

осуждении кровавой мести и варварской расправы.”

Безусловно смерть Столыпина связана с его деятельностью на посту

председателя Совета министров. Мне кажется, что этот конец был уготовлен

ему ещё тогда, когда он стал саратовским губернатором. Интересно мнение В.

И. Ленина по этому вопросу:

”Умерщвление обер-вещателя Столыпина совпало с тем моментом, когда целый

ряд признаков стал свидетельствовать об окончании первой полосы в истории

русской контрреволюции. Поэтому событие 1 сентября, очень маловажное само

по себе, вновь ставит на очередь вопрос первой важности о содержании и

значении нашей контрреволюции.

Столыпин был главой правительства контрреволюции около пяти лет, с 1906 по

1911 год. Это – действительно своеобразный и богатый поучительными

событиями период.

Политическая биография Столыпина есть точное отражение и выражение условий

жизни царской монархии. Столыпин не мог поступить иначе, чем он поступал,

при том положении, в котором оказалась при революции монархия.

Погромщик Столыпин подготовил себя к министерской должности именно так, как

только и могли готовиться царские губернаторы: истязанием крестьян,

устройством погромов, умением прикрывать эту азиатскую “практику” – лоском

и фразой, позой и жестами, подделанными под “европейские”.”

Мысленно перенесёмся в 1911 год.

В августе 1911 года вновь поползли слухи о скорой отставке Столыпина и

готовящемся на него покушении. В конце месяца в Киеве должны были

состояться торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника

Александру II. 28 августа Столыпин приехал в Киев.

Холодным, дождливым утром 29 августа состоялась церемония встречи

императорского поезда. Столыпину сразу же показалось, что изменилась не

только погода, но и что-то ещё. Организаторы торжеств делали всё, чтобы

оттеснить главу правительства на задний план. Ему не нашлось места в

экипажах, в которых следовали император, его семья и приближённые. Ему

вообще не дали казённого экипажа, и председателю Совета министров пришлось

нанимать извозчика. Увидев это вопиющее издевательство, городской голова

уступил Столыпину свой экипаж. В частных разговорах Столыпин говорил, что

по возвращению в Петербург он вновь подаст в отставку.

Страницы: 1, 2, 3, 4