близок, и послал Тюренна в испанские Нидерланды.
Бывшие веймарцы под командованием Тюренна, желали сражаться только на
территории Германии, они остановились близ Саверна, отказываясь двигаться
дальше, и начали разбредаться. Хорошо осведомленный Мазарини, понял,
генерала следует послать на восток, Максимилиан, возобновил там военные
действия. В сентябре 1647 года французы и шведы отправились в путь, заняли
и разграбили Баварию, разгромив Максимилиана при Цусмаркхаузене (в мае 1648
года). Окончательная победа привела к скорому заключению мира, о чем не
знал ни один из генералов, так как находились слишком далеко от дипломатов.
Они двинулись к Вене, вынуждены были остановиться, поскольку не
доставлялись ни провиант, ни боеприпасы. Отступили, чтобы раздобыть
продовольствие в Швабии. Устремились к Праге, осажденной шведом немецкого
происхождения Кенигсмарком. Генералы Врангель и Тюренн предполагали затем
двинуть войска на Вену, но их уведомили, что Вестфальский мир уже подписан
(в октябре).
Все эти маневры дали Франции большую часть Эльзаса, где процветали
феодальные нравы и почти маниакальное пристрастие к изощренным судебным
разбирательствам. Союзниками Мазарини стали некоторые князья империи, в
основном из Рейнской области.
Мазарини, всегда считал главным врагом Испанию с ее огромными
владениями, разбросанными по всему земному шару. Однако, несмотря на победу
при Рокруа, все складывалось непросто.
В Каталонии, оккупированной Францией, дела шли плохо. Каталонцы
увидели, что французская оккупация так же жестока, как кастильская: вице-
королевство, во главе с Конде и братом Мазарини, представлявшими короля
Франции, герцога Барселонского оказалось малоэффективным, ситуация зашла в
тупик.
Оставались большие северные равнины между Мезой и Соммой, вечное поле
битвы. В 1646 году здесь появился герцог Орлеанский. Герцог
Энгиеннский помог ему взять Кортрейк и Мардик (в августе), после чего Мсье
вернулся в Париж с победой. В октябре герцог Энгиеннский провел решающее
сражение и взял Дюнкерк, прекрасный порт и очень опасное гнездо корсаров.
Голландцам не понравился героизм герцога: они сочли, что французы слишком
близко подошли к их морским провинциям, что явилось одной из причин
заключения год и три месяца спустя (в январе 1648 года) сепаратного мира с
Испанией. Испанцы, признали независимость, давно существовавшую, и даже
отдали полосу земли к югу от Мезы. Заключение мира имело тяжелые
последствия для французов: большая часть испанской армии на севере
высвободилась и готова была устремиться к Парижу.
Испанцы под командованием брата императора эрцгерцога Леопольда
захватили Ланс. Конде, сделал вид, что отступает, и враги покинули
захваченный город: Конде этого и хотел. Используя свою обычную
стремительную тактику, Конде заставил их отступить. Битва произошла 20
августа, в ее честь состоялся молебен в соборе Парижской Богоматери. Именно
эта победа стала преддверьем Фронды. Несколько дней спустя, был заключен
мир с Империей, но произошло это в атмосфере враждебности.
Но Мазарини, лучше других знал, что средиземноморская держава Испания
отхватила добрые куски итальянской территории, и он, возможно, сумеет
потеснить ее с этой стороны, одновременно побеспокоив Папу, — они не любили
друг друга. Неприязнь зародилась на конклаве, в 1644 году: Мазарини хотел,
чтобы новый Папа был чуточку меньшим испанофилом, чем Урбан VIII, но его
кандидат и личный друг Саккетти не прошел. Папой избрали некоего Памфили,
настроенного по отношению к Испании еще более благосклонно, врага
Франции.[4] В маленьких государствах, граничивших с Миланским герцогством и
папским государством, начались сложные интриги. Мазарини предложил проект:
прервать или хотя бы помешать связям Испании с Италией, ударить в слабое
место, заняв порты Испании на тосканском побережье и южнее, в Неаполе.
В первый раз, весной 1646 года, в атмосфере эйфории сухопутных побед,
была организована первая экспедиция во главе с герцогом де Брезе,
родственником Ришелье, высадившаяся в Орбетелло, на тосканском побережье.
Герцог де Брезе погиб в морском бою, а принц погрузился с выжившими на
корабли. Вторая экспедиция, лучше подготовленная и ведомая более опытными
командирами (маршалами дю Плесси-Праленом и де Ламейере), прибыла к острову
Эльба, высадила там и в Пьомбино лучшие части. В октябре форт Пьомбино и
столица острова Эльба капитулировали, позволив французам затруднить на
какое-то время передвижение испанских галер между Генуей и Неаполем.
В Неаполе, в июле 1647 года, начался серьезный мятеж. Испанский вице-
король заперся в практически неприступной крепости Шато-Неф. Неаполитанцы
отправились в Рим, где в то время находился пятый герцог де Гиз. Он
происходил из Анжуйского дома, правившего в Неаполе и Сицилии. Пятый герцог
де Гиз был, смел, желая угодить своей любовнице, фрейлине Анне Австрийской,
предупредил Мазарини о просьбе неаполитанцев, прорвался мимо испанских
кораблей, причалил и был встречен приветствиями подданных-республиканцев,
провозгласивших его своим вождем. Герцог не оправдал надежд, бунтовщики
устали, и в этот момент решительные и очень сильные испанцы покинули
крепость, вернули свои земли, схватили герцога Гиза и отправили его в
Испанию с почетным караулом, достойным принца крови.
В этом деле огромную роль сыграл Мазарини. В начале декабря он
отправил несколько французских кораблей курсировать у берегов Неаполя, с
приказом привезти герцога. Мазарини, готовившему подписание мира, не
нужны были новые осложнения.
Итальянская политика Мазарини была не слишком успешной. Она разозлила
Папу и задержала несколько испанских судов и полков вдали от главных полей
сражений. Но, задерживались и французские корабли.
Но не итальянские дела были главными: важнейшее значение в тот момент
имели дипломатические маневры, они начались давно и шли параллельно с
военными действиями.[5]
Стоило начаться конфликту, как немедленно завязывались тайные
дипломатические контакты: свои услуги предлагали посредники. Папа Урбан
VIII вступил на самом раннем этапе, выступая за необходимость союза всех
христиан и новый крестовый поход (турки в тот момент обосновались вблизи
венецианских и австрийских земель). С 1641 года Людовик XIII и император
вместе вынашивали идею организации двух параллельных конгрессов в двух
соседних городах Вестфалии: Оснабрюке, где должны были проходить переговоры
со шведами-лютеранами (при посредничестве датского короля, что, в
результате, не получилось из-за внутрискандинавских противоречий) и
Мюнстере, куда собирались приехать для переговоров католики, здесь
предполагалось посредничество Папы и Венеции. Четыре главных державы должны
были вести переговоры от своего имени и от лица своих союзников.
Предложения должны были подаваться в письменном виде, тексты собирались
пересылать из города в город со специальными курьерами. Открытие конгресса,
предусмотренное на март 1642 года, было перенесено на апрель, а потом на
декабрь 1644 года. 4 декабря месса и пышная процессия ознаменовали открытие
переговоров.
Переговоры шли более трех лет. На Вестфальском конгрессе французскую
сторону представляли три дипломата: д’Аво, Сервьен и Лионн.[6] Мазарини
выбрал двух талантливых людей — графа д'Аво и основательного судейского
чиновника Сервьена; первый презирал второго, они ссорились из-за того, кто
первый поставит подпись на депешах, отсылаемых ко двору, но при всем том
умно и тонко исполняли сложные и все время менявшиеся указания Парижа.
Конгресс работал так много и так медленно, потому что все европейские
проблемы (за исключением английских) подлежали обсуждению, и главное каждый
участник следил за изменениями военной ситуации на разных фронтах, влиявших
на переговоры и на последующее принятие трудных решений.
Первое решение, было принято в январе 1648 года: речь шла о
независимости Соединенных Провинций, признанной Испанией, которая
освободилась, таким образом, от одного из противников, возможно, самого
непримиримого и упорного, и покинула Вестфальский конгресс с крупной
дипломатической победой. Роль Мазарини, в этом деле, была незначительной.
В конце 1645 года, добившись прочных военных успехов, французские
армии оккупировали две трети территории Каталонии и около трети испанских
Нидерландов. Стремясь надежно прикрыть Париж с севера, Мазарини тайно
предложил Испании мир при условии, что Франция отдаст Каталонию и получит
Нидерланды, подкрепив предложение обещанием брачного союза семилетнего
короля с инфантой. Несмотря на недовольство Сервьена и д'Аво, в Мадриде и
Мюнстере, в обстановке крайней секретности, начали зондировать
почву. Главный испанский переговорщик Пенаранда предупредил своего
голландского коллегу Паува. Тот уведомил Гаагу, и проект был заблокирован.
Испанцы тогда не потеряли еще ни Каталонию, ни католические Нидерланды, но
богатые голландские купцы, правившие страной, устали от долгой войны, так
как она съедала слишком много денег, а генералы-аристократы не хотели
получить в соседи могущественное католическое королевство Франция.
Подобная неосторожность и серьезный провал Мазарини не прибавили ему
популярности. Мазарини ставили в упрек тот факт, что он не сумел довести до
заключения мира переговоры с католической Испанией.
Существовало два текста договора о Вестфальском мире на латинском
языке, подписанных в один и тот же день, 24 октября 1648 года. Один договор
был подписан в Мюнстере, другой в Оснабрюке он касался Швеции, и был
связан с присоединением Эльзаса к французскому королевству.
Договор окончательно и де-юре признавал за королем Франции право
полного владения тремя епископствами (в действительности, занятыми столетие
назад) — Мецем, Тулем и Верденом, а также частью богатых угодий. Но главную
проблему, лотарингскую, решили отложить: Лотарингия переставала зависеть от
Империи, французские войска оккупировали большую часть ее территории, в том
числе стратегически важные пункты, продолжали контролировать главную дорогу
с востока на запад. В самом незаметном месте договора, признавалась
оккупация Пиньероля.
Швеция получила несколько кусков территории Германии: часть Померании,
Бременское епископство. Союзник Франции получил единовременно хорошую
компенсацию.
Главная часть договора была посвящена урегулированию политического
устройства Империи и Германии, где уже тридцать лет шла война. Для
Мазарини, как когда-то для Ришелье, было очень важно, чтобы желание
императоров объединить, политически и религиозно, Германию с выгодой для
себя провалилось окончательно и бесповоротно. А дела шли вполне успешно. С
одной стороны, все три конфессии впервые были признаны законными, их
положение определялось в каждом городе или государстве желанием князя. С
другой стороны, деление Германии на 360 частей, маленьких, средних и редко
больших, было формально признано, как и теоретически независимость каждой
из них. Все это умаляло мощь и реальную власть императора, ставшего своего
рода духовным лидером, феодалом, владевшим, тем не менее, самыми
обширными и богатыми провинциями, не говоря уж о заграничной
жемчужине в короне Империи — венгерском королевстве (правда, две трети его
оккупировали турки).
Завершение, пусть и наполовину, долгой войны, как и первый заключенный
мир, было понято, оценено и признано далеко не всеми подданными юного
короля. Они были слишком заняты: одни — трудами и заботами, другие —
конфликтами, интригами, ссорами и денежными претензиями. В общем, кого-то
целиком поглощала Фронда, кого-то — нищета.[7]
1.3. Мазарини и Фронда.
Фронда проходила под гул антиналоговых волнений, начавшихся задолго до
неё и не прекращавшихся вместе с ней.[8]
Надо было оплачивать войну, помогать союзникам, расходы превышали 120
миллионов ливров. В 1647 году расходы достигли 143 миллионов. В 1645 году
правительство нашло достаточно банкиров и подписало 7 откупных договоров
(на 17 миллионов), 82 соглашения (на 47 миллионов) и выпустило не менее 238
займов, гарантировавших не менее 102 миллионов. И все же в 1647 году
банкиры не побоялись оплатить 84% расходов государства.
Мазарини сократил проценты (с 15% до 5%), выплачивавшиеся сторонникам
реформы, арендаторам и финансистам, но этого оказалось недостаточно.
Главное событие произошло 18 июля 1648 года. В тот день совет в составе
шести министров и королевы решил аннулировать все займы, договоры,
вторичные и дополнительные договоры с передачей обязательств, авансы,
предоставленные частным лицам на этот год и на следующие годы. Иначе
говоря, свершилось открытое банкротство, что на время, решало все
финансовые проблемы, а этого и добивался Мазарини. Было объявлено, что
проценты по аннулированным займам будут выплачены позже. Надо сказать, что
приблизительно две трети парламентариев и членов других судов были еще и
финансистами, поручителями финансистов и кредиторами финансистов. И
королевское банкротство серьезно затрагивало всех этих людей, что они
немедленно ощутили.
Тогда же испанская армия, освободившаяся от врагов на севере, вновь
попыталась открыть дорогу на Париж, заняв Ланс. Как раз в тот момент, когда
Конде разбил испанцев, Бруссель и его клика, затеяли тяжбу с откупщиками, с
которыми не состояли в родстве (20—22 июля), что переполнило чашу терпения
финансистов, Мазарини и королевы. Уже 25 июля они кинулись в атаку,
воспользовавшись возвращением в Париж героя и его солдат и великолепным
благодарственным молебном в соборе Парижской Богоматери, который должны
были служить в среду, 26 августа.
Анна Австрийская уехала из Парижа 13 сентября с частью двора и совета,
чтобы побыть на свежем воздухе и обдумать месть парламенту. 20-го к ним
присоединился Конде со своими солдатами. 24 сентября пришлось переехать в
Сен-Жермен. 22 сентября официальная делегация представителей парламента во
главе с Виолем и двумя Потье (Бланменилем и Новионом) прибыла в Рюэль и
потребовала освобождения бывшего министра Шавиньи (сидевшего в тюрьме в
Венсенне), возвращения из ссылки де Шатонёфа, другого бывшего министра, а
также де Гула, близких друзей Мсье. Королева отказала по всем пунктам, тем
более что послы дурно высказывались о Мазарини.
Два месяца высшие суды опасались неизбежных финансовых мер, которые
могли принять министры и даже военные, потом попробовали атаковать
некоторых крупных финансистов, но, не договорившись между собой, не сумели
помешать королю взять деньги в долг под 10%.
Тогда же появились немногочисленные памфлеты, открыто нападавшие на
Мазарини. Нельзя сказать, что Мазарини был совершенно равнодушен к тому,
что писали парижские памфлетисты[9]. Мазарини нисколько не беспокоился,
хотя отчетливо понимал: враги смелеют, а трудности не убывают. Но главными
своими врагами первый министр считал отнюдь не простонародье или буржуа,
поэтому всё же его не очень заботило, что думали и говорили эти люди. Что
бы ни происходило, он всегда выискивал тайные козни вельмож и
государственных сановников.[10]
Королева и кардинал были потрясены новостями, пришедшими из Англии, о
суде над королем Карлом I Стюартом, о «чистке» парламента и о реальной
возможности создания «народного» государства. Опасаясь за участь зятя Анны
Австрийской (королева Англии нашла приют в Лувре), обеспокоенные дурным
примером, поданным английским парламентом, Ночью, в праздник Королей,
королевская семья, министр, несколько верных друзей, слуг и солдат тайно
уезжают в Сен-Жермен, где их никто не ждал.
Это означало разрыв с Парижем, с тем, что называли Фрондой.
Уехать из Парижа под защитой Конде означало для Мазарини и королевской
семьи разорвать отношения с парламентом и Парижем и продемонстрировать
желание отомстить обоим. Замысел был следующим: заставить подчиняться
обоих, используя тактику блокады, мешая снабжению парижан по суше и воде. В
целом, задуманное почти удалось.
В течение почти трех месяцев Париж жил интригами, волнениями, ссорами
и насилием.
В парламенте впервые раздались открытые выступления против Мазарини.
Вспомнили о постановлении 1617г., запрещавшем иностранцам занимать во
Франции пост министра.[11] В парламенте, выкрики подстрекателей поначалу
заглушали голоса благоразумных депутатов. Кардинала объявили возмутителем
общественного спокойствия, врагом короля и его государства, ему давали
неделю на то, чтобы он покинул королевство, в противном случае «всем
подданным короля приказывалось преследовать его», то есть арестовать либо
убить. Это постановление стало известно в Сен-Жермене, и королева приняла
решение: перевести все четыре Высших суда в Мант, Монтаржи и в другие
места.
Все это никак не затрагивало временных хозяев Парижа: Гонди, бунтующих
парламентариев и дворян-фрондеров. Существовала «третья» партия — партия
«примирения», имевшая отношения с Сен-Жерменом, то есть с Мазарини.
Ни юридические аргументы, ни какие бы то ни было претензии
противников, ни оскорбления в печати не могли всерьез встревожить
кардинала, уверенного, что первопричина заключается в неэффективности одних
и страхе и продажности других. Мазарини занимался в основном внешней
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7