Рефераты. Фридерик Шопен






Большого размаха достигает музыкальное искусство Парижа в 30 - 40-х

годах. Наряду с французскими светилами оперно-театрального искусства -

Обером, Галеви, симфонистом-новатором Берлиозом блистают Россини, Мейербер,

Беллини, Доницетти. Бесконечна вереница прославленных оперных певцов,

приезжающих на гастроли и ангажированных постоянно: Паста и Рубини,

Малибран, Нурри, Виардо, Лаблаш и другие. Плеяду выдающихся виртуозов-

пианистов возглавляют Калькбреннер, Герц, Тальберг, Лист; ореол сенсации

окружает концерты Паганини.

Но было и нечто снижавшее художественно-эстетическую ценность

музыкального искусства, расцветшего в эту пору на парижской почве.

Ошеломляющие эффекты и великолепие оперных постановок подчас лишь

прикрывали пустоту самой музыки; коммерческие интересы создавали нездоровую

шумиху вокруг эстрады, часто превращая ее в место состязаний виртуозов всех

мастей и рангов.

Осенью 1831 года Шопен прибыл в Париж. Здесь он прожил до конца своей

жизни. Но Франция не стала второй родиной композитора. И в своих

привязанностях, и в своем творчестве Шопен оставался поляком. И даже свое

сердце после смерти он завещал отвезти на родину.

Шопен “завоевал” Париж сначала как пианист. Первый парижский концерт

26 февраля 1832 года сразу же принес ему огромную популярность. Он сразу же

поразил слушателей своеобразным и непривычным исполнением и покорил

парижские салоны своим блистательным юмором и гением импровизации, быстро

вошел в избранный круг людей искусства. В то время Париж был наводнен

музыкантами из самых различных стран. Наибольшей популярностью пользовались

пианисты виртуозы: Калькбреннер, Герц, Гиллер. Игра их отличалась

техническим совершенством, блеском, ошеломлявшим публику. Вот почему первое

же концертное выступление Шопена прозвучало таким резким контрастом. По

воспоминаниям современников, исполнение его было удивительно

одухотворенным, поэтичным и изящным. О первом концерте Шопена сохранилось

воспоминание прославленного венгерского музыканта Ференца Листа, также

начавшего в то время свой блестящий путь пианиста и композитора: “Нам

вспоминается его первое выступление в зале Плейеля, когда аплодисменты,

возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не могли достаточно

выразить наш энтузиазм перед лицом таланта, который, наряду со счастливыми

новшествами в области своего искусства, открыл собою новую фазу в развитии

поэтического чувства”. Шопен покорил Париж, как когда-то покорили Вену

Моцарт, Бетховен. Подобно Листу, он был признан лучшим пианистом мира.

Выступая в концертах, Шопен большей частью исполнял свои собственные

сочинения: концерты для фортепиано с оркестром, концертные рондо, мазурки,

этюды, ноктюрны, вариации на тему из оперы Моцарта “Дон-Жуан”. Именно об

этих вариациях писал выдающийся немецкий композитор и критик Роберт Шуман:

“Шапки долой, господа, перед вами гений”.

Музыка Шопена, как и его концертные выступления, вызывала всеобщее

восхищение. Выжидали только музыкальные издатели. Они не отказывались

издавать произведения Шопена, но, как и в Вене, бесплатно. Поэтому первые

издания не принесли Шопену дохода. Он вынужден был давать уроки музыки по

пять-семь часов ежедневно. Эта работа обеспечивала его, но отнимала слишком

много времени и сил. И даже впоследствии, будучи композитором, с мировым

именем, Шопен не мог позволить себе прекратить эти так сильно изнурявшие

его занятия с учениками.

Вместе с ростом известности Шопена как пианиста и композитора

расширяется круг его знакомых. В числе его друзей - Лист, выдающийся

французский композитор Берлиоз, французский художник Делакруа, немецкий

поэт Гейне. Но как бы интересны ни были новые друзья, предпочтение он

отдавал всегда своим соотечественникам. Ради гостя из Польши он изменял

строгий порядок своего рабочего дня, показывая ему достопримечательности

Парижа. Часами мог он слушать рассказы о родине, о жизни родных и друзей. С

юношеской ненасытностью наслаждался народными польскими песнями, а к

понравившимся стихам нередко писал музыку. Очень часто эти стихотворения,

превращенные в песни, попадали обратно в Польшу, становились достоянием

народа. Если же пpиxoдил близкий друг, польский поэт Адам Мицкевич, Шопен

сразу садился за фортепиано и играл для него часами. Вынужденный, как и

Шопен, жить вдали от родины, Мицкевич тоже тосковал по ней. И только музыка

Шопена немного ослабляла боль этой разлуки, переносила его туда, далеко, в

родную Польшу.

Встречи с польскими друзьями были особенно дороги композитору и

потому, что своей семьи у Шопена не было. С семьей графов Водзиньских

Шопена связывали еще варшавские годы. Летом 1835 года, в Дрездене, куда

Шопен попал, возвращаясь в Париж, он встретил графиню Водзиньскую и ее дочь

Марию. Со времен варшавского знакомства Мария Водзиньская превратилась в

привлекательную кокетливую девушку, кружившую головы своим поклонникам. Она

не была лишена ума и способностей и в рамках светского любительства

занималась живописью, пела и играла на рояле, сочиняла небольшие

фортепианные пьески.

Вспыхнувшее чувство к Марии глубоко захватило Шопена. По-видимому, его

любовь не оставалась безответной, и их увлеченность вскоре перестала быть

тайной для родных и окружающих. Летом 1836 года Шопен специально приехал в

Дрезден, чтобы свидеться с Марией и сделать ей предложение. Но, когда Шопен

вернулся в Париж, тон писем от Водзиньских заметно изменился. Затем письма

стали приходить все реже и реже, а к концу 1837 года Шопен сам прекратил

эту переписку.

Среди причин, расстроивших желанный Шопену брак, наиболее вероятной

исследователи считают сословные предрассудки польской знати. В эпистолярном

наследии Шопена нет данных, по которым можно было судить о его отношении к

этому событию. Лишь найденный после смерти композитора сверток с письмами

Водзиньских и сделанная на нем рукой Шопена надпись “мое горе” говорит о

глубине переживаний

Перенесенный удар, по-видимому, заставил Шопена о многом задуматься,

многое пересмотреть и заново переоценить. Происходящий внутренний кризис

или перелом внешне почти никак не обнаруживался, но, несомненно, отказ от

некоторых иллюзий молодости, отречение от представлений, внушенных

патриархальной средой и воспитанием, создали почву, на которой мог

возникнуть свободный союз Шопена с Жорж Санд.

Крупная французская писательница Жорж Санд (1804 - 1876) была одной из

передовых женщин своего времени. Она носила мужские костюмы, курила трубку,

была похожа по характеру и складу ума на мужчину. Демократически и

радикально настроенная, она смело подняла борьбу за право женщин на

равенство, на свободу чувства. Не только ее сочинения, но и образ жизни,

поведение, манеры были сознательно и демонстративно брошенным вызовом

буржуазно-аристократическому обществу. На первых порах большая любовь

Шопена к Жорж Санд вызывала в нем радостное воодушевление, создавала яркие

творческие импульсы, но с годами превратилась в источник глубоких душевных

страданий, ускоривших смерть композитора.

Их знакомство, состоявшееся в 1836 году, и первое впечатление,

произведенное Жорж Санд на Шопена, ничем не предвещало будущей любви. “Я

познакомился с большой знаменитостью, - пишет Шопен в Варшаву родным, -

госпожой Дюдеван, известной под именем Жорж Санд; на ее лицо несимпатично и

она мне совсем не понравилась. В ней есть даже что-то отталкивающее”.

В литературных и светских салонах, собиравших цвет интеллектуально-

артистического мира, Шопен и Жорж Санд неоднократно встречались. Большой

талант и ум, оригинальность всего облика известной писательницы в процессе

более длительного узнавания покорили Шопена.

Осенью 1838 года Шопен и Жорж Санд с ее двумя детьми (не от Шопена),

предприняли большое путешествие на остров Майорку и поселились в главном

его городе Пальме. “Я в Пальме, - пишет Шопен, - среди пальм, кедров,

кактусов, олив, померанцев, лимонов, алоэ, фиговых деревьев, гранатов, и т.

п. ... Небо, как бирюза, море, как лазурь, горы, как изумруд, воздух, как

на небесах. Днем солнце, все ходит по-летнему, и жарко; ночью - гитары и

пение по целым часам”. Шопен упоен любовью, жизнью, природой. Но это

продолжалось недолго. Его хрупкий организм, ослабленный непрестанным

творческим горением, с трудом мог переносить неустройство, отсутствие

необходимых условий. Именно с такими обстоятельствами пришлось столкнуться

на Майорке. К этому прибавилась сильная простуда, которая осложнилась

кровохарканьем. Вынужденные покинуть Пальму, Шопен и Жорж Санд с детьми

переселились в старый и заброшенный картезианский монастырь. Его мрачно-

таинственная красота болезненно будоражила воображение. В описании,

сделанном самим композитором, почти зримо можно представить себе вид

монастыря и обстановку тамошней жизни. “...Можешь ли Ты представить меня

между скалами и морем, в огромном заброшенном монастыре картезианцев, в

келье, двери которой больше любых ворот в Париже... Келья имеет форму

высокого гроба, высокие своды запылены, - маленькое окно, под окном

померанцы, пальмы, кипарисы; против окна под филигранной мавританской

розеткой на лямках моя кровать. Возле кровати старый, квадратный,

разваливающийся intouchable [шаткий стол], за которым я еле могу писать, на

нем оловянный подсвечник (здесь это большая luxe [роскошь]) со свечкой...

тишина... можно кричать... и все равно тихо. Словом, пишу Тебе из странного

места”.

С переселением в удаленный от города монастырь возникло много новых

трудностей, усугубляющих тяжелое душевное и физическое самочувствие Шопена.

Ранней весной пришлось спешно покинуть Майорку и направиться в обратный

путь, во Францию.

На некоторое время Шопен и Жорж Санд остановились в Марселе, а лето

провели в имении писательницы Ноане. Здесь здоровье Шопена восстановилось,

и осенью 1839 года они вернулись в Париж.

Дом на улице Пигаль, где поселился Шопен и Жорж Санд, притягивал к

себе людей, живущих интересами искусства, литературы. Среди многочисленных

посетителей этого блестящего салона - Гейне, Мицкевич, Делакруа, Бальзак,

Лист, Берлиоз, Мейербер, представители польской аристократии Чарторыские,

Сапега, Дельфина Потоцкая. Но самых преданных и интимных друзей Шопен

находил среди своих соотечественников -польских интеллигентов. Таков был Ян

Матушиньский, связанный со времен лицея узами дружбы с Шопеном. Композитор

и пианист Юльян Фонтана, также эмигрировавший из Польши в 1832 году,

пользовался особым доверием и любовью Шопена. Общим другом Шопена и Жорж

Санд был Войцех Гжимала.

Этот недолгий период в жизни Шопена приносит радость семейной жизни.

Отношения с Жорж Санд кажутся долговечными, любовь и дружба - крепкими и

надежными. Время проходит в непрестанном труде, размеренно, упорядоченно.

Зимой в Париже Шопен дает многочисленные уроки, часы досуга и отдыха

посвящает встречам с друзьями, светским визитам, театру, концертам. Летом

всем семейством переезжают в Ноан, и там Шопен безраздельно отдается

творчеству.

С годами Шопен давал концерты все реже, ограничиваясь исполнением в

узком кругу друзей. Все свое внимание он направил на творчество. Появляются

его сонаты, скерцо, баллады, экспромты, новая серия этюдов, поэтичнейшие

ноктюрны, прелюдии и по прежнему любимые мазурки и полонезы. Наряду со

светлыми лирическими пьесами все чаще из-под его пера выходят произведения,

полные драматической глубины, а нередко и трагизма. Композитор открывает

все новые и новые выразительные возможности фортепиано.

Такова Вторая соната (с похоронным маршем), принадлежащая к числу

высших достижений композитора, всей польской музыки и романтического

искусства в целом. Юзеф Хоминьский, характеризуя первые две части сонаты,

говорил: "После героической борьбы похоронный марш является уже, очевидно,

последним актом драмы". Шопен рассматривал похоронный марш как

эмоциональный итог, драматически завершающий развитие образов. Мы вправе

назвать эту драму, образы которой развертываются в сонате Шопена,

национальной трагедией.

Похоронный марш Шопена признан наиболее выдающимся произведением

данного жанра. Этот марш занял особое, исключительное место не только в

музыкальной литературе, но и в жизни человечества, ибо трудно найти более

возвышенного, более прекрасного и более трагического воплощения чувства

скорби..

Жизнь Шопена в Париже сложилась если и не счастливо, то благоприятно

для творчества. Талант его достиг вершины. Издание произведений Шопена уже

не встречает препятствий, брать у него уроки считается большой честью, а

услышать его игру - редким счастьем, доступным немногим избранным.

Последние годы жизни композитора были печальны. Весной 1842 года умер

от туберкулеза ближайший друг Шопена Ян Матушиньский. Весной 1844 года

скончался отец композитора. Приезд любимой сестры Людвики несколько

облегчил его горе. Людвика принесла с собой как бы частичку родной страны,

семьи, дома. С ее отъездом настроение Шопена все чаще омрачается. Тоску по

родине углубляет назревающая драма отношений с Жорж Санд. Пока она остается

тайной для окружающих. Лишь изредка в письмах к родным, в отдельно

брошенных фразах прорываются скрытая боль и критическое отношение Шопена,

не приемлющего многое в семье Жорж Санд. Болезненность и крайняя душевная

ранимость Шопена находились в кричащем противоречии с властной натурой Жорж

Санд, к этому прибавлялись глубокие внутренние расхождения, различия в

нравственных и жизненных устоях.

Уже с осени 1846 года Шопен не бывает в Ноане, где Жорж Санд проводит

большую часть времени, а вскоре происходит полный и окончательный разрыв.

Шопен так и не смог оправиться от этих жестоких ударов. Обострилась болезнь

легких, которой Шопен страдал с юных лет. Последние два года композитор

почти ничего не писал. Средства его иссякли.Хрупкий организм Шопена,

подтачиваемый душевными страданиями, надломлен, но превозмогая себя, он по-

прежнему дает многочисленные уроки и даже начинает вновь выступать на

концертах.

Последние годы Шопена, по собственным словам, смертельно раненного

своей привязанностью, - самые печальные в его жизни.

Чтобы поправить свое тяжелое материальное положение, Шопен предпринял

поездку в в Англию и Шотландию по приглашению английских друзей. Собрав

последние силы, больной, он дает там концерты, уроки. После нескольких

выступлений в Лондоне по приглашению своих учениц, “милых шотландок”, Шопен

направился в Шотландию. “Я здесь наслаждаюсь (физически) полнейшим покоем и

прекрасными шотландскими песнями”, - пишет он. С большим интересом слушает

Шопен народные шотландские песни в исполнении известной шведской певицы

Женни Линд, посещает старинные английские замки. Восторженный прием вначале

радует его, вселяет бодрость.

28 августа состоялся его первый концерт в Манчестере, через некоторое

время в Глазго, затем в начале октября в Эдинбурге, а 31 октября Шопен

возвратился в Лондон. Cырой климат Англии быстро оказал свое губительное

действие. Беспокойная жизнь, полная светских, часто пустых и

бессодержательных развлечений, начала утомлять его. Письма Шопена из

Лондона отражают его мрачное настроение, а нередко и страдание. ”Я же ни

беспокоиться, ни радоваться уже не в состоянии - совсем перестал что-либо

чувствовать - только прозябаю и жду, чтобы это поскорее кончилось”, - писал

он одному из своих друзей. Обессиленный болезнью, но движимый

патриотическим чувством, он выступил на ежегодном польском балу, устроенном

16 ноября 1848 года. Это было последнее появление Шопена перед публикой.

В конце ноября Шопен вернулся в Париж. Оставшийся год жизни был

медленным угасанием. Последнюю радость Шопену доставил приезд сестры

Людвики, которая неотлучно оставалась подле него до самого конца. В ночь с

16 на 17 октября 1849 года Шопена не стало. Он скончался в от туберкулёза

на руках своей сестры. и был похоронен не кладбище Пер-Лашез рядом с

могилой своего друга Беллини. В торжественных похоронах приняли участие

лучшие артисты Парижа. Был исполнен Реквием Моцарта, в котором партии соло

пели Виардо и Лаблаш. Специально был оркестрован и исполнен похоронный марш

Шопена, а один из видных французских органистов проникновенно сыграл на

органе прелюдии Шопена - h-moll и e-moll. В могилу Шопена высыпали горсть

польской земли из кубка, преподнесенного друзьями при прощании его с

родиной.“Даже самая стоическая античность не знала примера более прекрасной

смерти...”, - писал Гжимала вскоре после его кончины. Согласно воле

композитора, его сердце было перевезено сестрой в Варшаву и захоронено в

подземелье костела св. Креста; в 1879 году оно было замуровано в одной из

колонн этого храма, на которой сооружена доска с надписью: "Фридерику

Шопену - соотечественники". Во время фашистского нашествия польские

патриоты спрятали драгоценный сосуд. После освобождения Польши Советской

Армией в 1945 году в день годовщины смерти Шопена его сердце было

возвращено родной стране.

Шопен был одной из ярчайших творческих индивидуальностей в истории не

только музыки, но и всей мировой культуры. Он сознательно посвятил себя

только фортепианному творчеству, не писал ни опер, ни симфоний. Но он

впервые превратил фортепианную музыку в столь самостоятельное мощное

художественное царство.

Шопеновские баллады и сонаты, скерцо и фантазия - подобно крупным

органным творениям И. С. Баха - своеобразные симфонии, а какая-либо

двухстрочная прелюдия или мазурка по глубине замысла и выраженного чувства

перерастает в большую поэму, волнующую драму.

Основой выразительности музыки Шопена является мелодия. По редкому

мелодическому дару Шопена можно сравнить только с Моцартом и Чайковским.

Шопен является одним из величайших мелодистов мира, крупнейшим новатором,

создателем оригинальных музыкальных жанров и форм.

Творчество Шопена - это огромный мир необыкновенной красоты. Слушая

его забываешь о том, что слушаешь всего один инструмент - фортепиано. Перед

тобой открываются безграничные просторы, распахиваются окна в неведомые

дали, полные тайн и приключений. И очень хочется, чтобы этот новый, вновь

открывшийся мир, не покидал тебя уже никогда.

Творческое наследие Шопена

Один из лучших пианистов своего времени, Шопен писал практически

исключительно фортепьянную музыку. Его наследие включает два концерта, ряд

камерных сочинений с участием фортепьяно и сочинения для сольного

фортепьяно: три сонаты, четыре баллады, четыре скерцо, 27 этюдов, 21

ноктюрн, более 20 прелюдий, мазурки, вальсы, полонезы и другие

многочисленные произведения.

К крупнейшим по масштабам сочинениям Шопена относятся концерты, в которых

основная роль принадлежит фортепьяно, оркестру отводится довольно скромное

место. Кристиан Цимерман (р. 1956) в 1975 году победил на сложнейшем

конкурсе им. Шопена в Варшаве, став самым молодым победителем за всю

историю конкурса и получив, помимо главного, призы за исполнение сонат,

полонезов и мазурок. Блестящее исполнение концертов, первый из которых

записан "в живую" во время выступления в Лос-Анжелосе в 1978 году.

Из сонат Шопена наиболее значительны вторая и третья, написанные в годы

расцвета творческих сил. Третья часть второй сонаты Шопена - траурный марш,

известный в многочисленных оркестровых переложениях.

Шопен первым ввел жанр баллады, широко распространенный в вокальной музыке,

в музыку инструментальную. Четыре его баллады - это масштабные,

многоплановые пьесы. Много общих c ними черт имеет фантазия, op. 49.

Баркаролла более изящная, утонченная, без драматических контрастов.

Ноктюрны являются самым поэтичным произведениями Шопена. Глубина мысли,

разнообразие настроений, богатство мелодики ставят эти произведения

особняком в жанре фортепьянного ноктюрна, созданного Джоном Филдом.

Интерпретация Артура Рубинштейна из тех, что остаются навсегда в

сокровищнице мирового пианизма, поражая слушателя изяществом и

благородством. Студийная запись была сделана в 1965 году в Риме.

Родоночальником жанра фортепьянного этюда принято считать композитора Муцио

Клементи (1752-1832), который предназначал свои этюды для развития

пианистической техники у молодых музыкантов. Листу и Шопену удалось

превратить этюд из технически сложной, виртуозной, но зачастую пустоватой,

пьесы в полноценное художественное произведение.

Владимир Ашкенази - один из самых известных исполнителей Шопена. Ему

замечательно удается донести до слушателя все многообразие и техническое

изящество шопеновских этюдов.

Диск, выпущенный отечественной фирмой "Мелодия" сохранил для нас исполнение

сонаты Шопена с участием выдающегося виолончелиста Даниила Шафрана.

Приложение №1

Игорь Северянин 1887-1941

"МЕДАЛЬОНЫ"(Белград, 1934)

Шопен

Кто в кружева вспененные Шопена,

Благоуханные, не погружал

Своей души? Кто слаже не дрожал,

Когда кипит в отливе лунном пена?

Кто не склонял колени — и колена! —

Пред той, кто выглядит, как идеал,

Чей непостижный облик трепетал

В сетях его приманчивого плена?

То воздуха не самого ли вздох?

Из всех богов наибожайший бог —

Бог музыки — в его вселился opus,

Где все и вся почти из ничего,

Где все объемны промельки его,

Как на оси вращающийся глобус!

1926

Приложение №2

Шопен "Шопениана"

Хореографическая композиция в одном акте

сюита пьес для фортепиано в оркестровке Александра Глазунова и Мориса

Келлера Сценарий: Михаил Фокин

Хореография: Михаил Фокин

Возобновление Агриппины Вагановой

Декорации по эскизам Ореста Аллегри

Премьера: 8 марта 1908 года, Мариинский театр, Петербург

Идет в редакции Агриппины Вагановой 1931 года

[pic]

Приложение № 3

Борис Пастернак. Шопен

1.

Легко быть реалистом в живописи, искусстве, зрительно обращенном

к

внешнему миру. Но что значит реализм в музыке? Нигде условность

и

уклончивость не прощаются так, как в ней, ни одна область творчества

не

овеяна так духом романтизма, этого всегда удающегося, потому что ничем

не

Проверяемого, начала произвольности. И, однако, и тут все зиждется

на

исключениях. Их множество, и они составляют историю музыки. Есть,

однако,

еще исключения из исключений. Их два - Бах и Шопен.

Эти главные столпы и создатели инструментальной музыки не кажутся

нам

героями вымысла, фантастическими фигурами. Это -

олицетворенные

достоверности в своем собственном платье. Их музыка изобилует

подробностями

и производит впечатление летописи их жизни. Действительность больше, чем

у

кого-либо другого, проступает у них наружу сквозь звук.

Говоря о реализме в музыке, мы вовсе не имеем в виду

иллюстративного

начала музыки, оперной или программной. Речь совсем об ином.

Везде, в любом искусстве, реализм представляет, по-видимому,

не

отдельное направление, но составляет особый градус искусства, высшую

ступень

авторской точности. Реализм есть, вероятно, та решающая мера

творческой

детализации, которой от художника не требуют ни общие правила эстетики,

ни

современные ему слушатели и зрители. Именно здесь останавливается

всегда

искусство романтизма и этим удовлетворяется. Как мало нужно для

его

процветания! В его распоряжении ходульный пафос, ложная глубина и

наигранная

умильность,- все формы искусственности к его услугам.

Совсем в ином положении художник реалист. Его деятельность - крест

и

предопределение. Ни тени вольничания, никакой блажи. Ему ли играть

и

развлекаться, когда его будущность сама играет им, когда он ее игрушка!

И прежде всего. Что делает художника реалистом, что его создает?

Ранняя

впечатлительность в детстве,- думается нам,- и

своевременная

добросовестность в зрелости. Именно эти две силы сажают его за

работу,

романтическому художнику неведомую и для него необязательную.

Его

собственные воспоминания гонят его в область технических

открытий,

необходимых для их воспроизведения. Художественный реализм, как нам

кажется,

есть глубина биографического отпечатка, ставшего главной движущей

силой

художника и толкающего его на новаторство и оригинальность.

Шопен реалист в том же самом смысле, как Лев Толстой. Его

творчество

насквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства

с

натурою, с которой он писал. Оно всегда биографично не из эгоцентризма,

а

потому, что, подобно остальным великим реалистам, Шопен смотрел на

свою

жизнь как на орудие познания всякой жизни на свете и вел именно

этот

расточительно-личный и нерасчетливо-одинокий род существования.

2.

Главным средством выражения, языком, которым у Шопена изложено все,

что

он хотел сказать, была его мелодия, наиболее неподдельная и

могущественная

из всех, какие мы знаем. Это не короткий, куплетно

возвращающийся

мелодический мотив, не повторение оперной арии, без конца

выделывающей

голосом одно и то же, это поступательно развивающаяся мысль, подобная

ходу

приковывающей повести или содержанию исторически важного сообщения.

Она

могущественна не только в смысле своего действия на нас. Могущественна она

и

в том смысле, что черты ее деспотизма испытал Шопен на себе самом, следуя

в

ее гармонизации и отделке за всеми тонкостями и изворотами

этого

требовательного и покоряющего образования.

Например, тема третьего, E-dur-ного этюда доставила бы автору

славу

лучших песенных собраний Шумана и при более общих и умеренных

разрешениях.

Но нет! Для Шопена эта мелодия была представительницей действительности,

за

ней стоял какой-то реальный образ или случай (однажды, когда его

любимый

ученик играл эту вещь, Шопен поднял вверху сжатые руки с восклицанием:

"О,

моя родина!"), и вот, умножая до изнеможения проходящие и

модуляции,

приходилось до последнего полутона перебирать секунды и терции

среднего

голоса, чтобы остаться верным всем журчаньям и переливам этой

подмывающей

темы, этого прообраза, чтобы не уклониться от правды.

Или в gis-moll-ном, восемнадцатом этюде в терцию с зимней дорогой

(это

содержание чаще приписывают С-dur-ному этюду, седьмому) настроение,

подобное

элегизму Шуберта, могло быть достигнуто с меньшими затратами. Но

нет!

Выраженью подлежало не только нырянье по ухабам саней, но стрелу пути

все

время перечеркивали вкось плывущие белые хлопья, а под другим

углом

пересекал свинцовый черный горизонт, и этот кропотливый узор разлуки

мог

передать только такой, хроматически мелькающий с пропаданьями,

омертвело

звенящий, замирающий минор.

Или в баркароле впечатление, сходное с "Песнью

венецианского

гондольера" Мендельсона, можно было получить более скромными средствами,

и

тогда именно это была бы та поэтическая приблизительность, которую

обычно

связываешь с такими заглавиями. Но нет! Маслянисто круглились и

разбегались

огни набережной в черной выгибающейся воде, сталкивались волны, люди, речи

и

лодки, и для того, чтобы это запечатлеть, сама баркарола вся, как есть,

со

всеми твоими арпеджиями, трелями и форшлагами, должна была, как

цельный

бассейн, ходить вверх и вниз, и взлетать, и шлепаться на своем

органном

пункте, глухо оглашаемая мажорно минорными содроганиями своей

гармонической

стихии.

Всегда перед глазами души (а это и есть слух) какая-то модель,

к

которой надо приблизиться, вслушиваясь, совершенствуясь и отбирая.

Оттого

такой стук капель в Des-dur-ной прелюдии, оттого наскакивает

кавалерийский

эскадрон эстрады на слушателя в As-dur-ном полонезе, оттого

низвергаются

водопады на горную дорогу в последней части h-moll-ной сонаты,

оттого

нечаянно распахивается окно в усадьбе во время ночной бури в середине

тихого

и безмятежного F-dur-ного ноктюрна.

3.

Шопен ездил, концертировал, полжизни прожил в Париже. Его многие

знали.

О нем есть свидетельства таких выдающихся людей, как Генрих Гейне,

Шуман,

Жорж Санд, Делакруа, Лист и Берлиоз. В этих отзывах много ценного, но

еще

больше разговоров об ундинах, эоловых арфах и влюбленных пери,

которые

должны дать нам представление о сочинениях Шопена, манере его игры,

его

облике и характере. До чего превратно и несообразно выражает подчас

свои

восторги человечество! Всего меньше русалок и саламандр было в

этом

человеке, и, наоборот, сплошным роем романтических мотыльков и эльфов

кишели

вокруг него великосветские гостиные, когда, поднимаясь из-за рояля,

он

проходил через их расступающийся строй, феноменально

определенный,

гениальный, сдержанно-насмешливый и до смерти утомленный писанием по ночам

и

дневными занятиями с учениками. Говорят, что часто после таких

вечеров,

чтобы вывести общество из оцепенения, в которое его погружали

эти

импровизации, Шопен незаметно прокрадывался в переднюю к какому-

нибудь

зеркалу, приводил в беспорядок галстук и волосы и, вернувшись в гостиную

с

измененной внешностью, начинал изображать смешные номера с текстом

своего

сочинения - знатного английского путешественника, восторженную

парижанку,

бедного старика еврея. Очевидно, большой трагический дар немыслим

без

чувства объективности, а чувство объективности не обходится без

мимической

жилки.

Замечательно, что куда ни уводит нас Шопен и что нам ни показывает,

мы

всегда отдаемся его вымыслам без насилия над чувством уместности,

без

умственной неловкости. Все его бури и драмы близко касаются нас, они

могут

случиться в век железных дорог и телеграфа. Даже когда в фантазии,

части

полонезов и в балладах выступает мир легендарный, сюжетно отчасти

связанный

с Мицкевичем и Словацким, то и тут нити какого-то

правдоподобия

протягиваются от него к современному человеку. Это рыцарские преданья

в

обработке Мишле или Пушкина, а не косматая голоногая сказка в рогатом

шлеме.

Особенно велика печать этой серьезности на самом шопеновском в Шопене -

на

его этюдах.

Этюды Шопена, названные техническими руководствами, скорее

изучения,

чем учебники. Это музыкально изложенные исследования по теории детства

и

отдельные главы фортепианного введения к смерти (поразительно, что

половину

из них писал человек двадцати лет), и они скорее обучают истории,

строению

вселенной и еще чему бы то ни было более далекому и общему, чем игре

на

рояле. Значение Шопена шире музыки. Его деятельность кажется нам

ее

вторичным открытием.

1945

-----------------------

Реферат

по музыке

Фредерик Францишек Шопен

(1810-1849)

[pic]

Выполнила: ученица 6- го класса “A”

Школы № 69

Башкова Анастасия

Кемерово 2001

[pic]

Страницы: 1, 2



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.