Существовали также обряды "мнимых" похорон, которые часто выполняли матери у которых болело дитя. Обряд часто заключался во вхождении в контакт со смертью. Этот контакт осуществлялся в разных формах – это могло быть охраняющее действие, слово или песня. Оберег возник как следствие более раннего оберега от злого влияния, которое способно оказать существо, находящееся в стадии "перехода". Страх перед вредоносной силой новорожденного вызвал к жизни самые различные формы противодействия этой силе.
Священный характер имела пляска смерти и ритуальные танцы вокруг нее. Танцуя у колыбели умирающего ребенка, мать вступает в контакт со смертью, отгоняет и убивает ее. У белорусов в момент приступа родимца "мать покрывает дитя белым покровом и, держа над ним зажженную свечу, курит ладаном. Устраивается обстановка, при которой кажется, что кто-то скончался.
Еще со времен пастушеского быта и вплоть до принятия христианства наиболее распространенной формой погребения было курганное.
Хороня умерших, славяне клали с мужчиной оружие, конскую упряжь, убитых коней, собак, с женщиной клали серпы, сосуды, зерно, убитую скотину и домашнюю птицу.
Тела умерших возлагали на краду (костер), веря, что с пламенем их души попадут сразу в небесный мир.
Когда хоронили знатного человека, вместе с ним убивали несколько его слуг, причем только единоверцев – славян, а не иноземцев.
Вслед за умершим супругом отправляли и одну из его жен – ту, которая добровольно соглашалась сопровождать мужа в загробный мир.
Готовясь к смерти, она наряжалась в лучшие одежды, пировала и веселилась, радуясь будущей счастливой жизни в небесном мире.
Во время погребальной церемонии женщину подносили к воротам, за которыми на дровах, лежало тело ее мужа, поднимали над воротами, и она восклицала, что видит своих умерших родичей и велит поскорее вести ее к ним.
Похороны завершались стравой – пиром-поминками и тризной – воинскими состязаниями.
И то и другое символизировало расцвет жизни, противопоставляло живых – умершим.
Обычай обильного угощения на поминках дожил до наших дней.
Обрядовое соумирание жены с мужем понималось языческими народами как вторичное вступление в брак через смерть. По данным советских археологов, у восточных славян обычай сжигать вдов на погребальном костре существовал начиная со II – III в. н.э. Ряд арабских и византийских источников свидетельствуют об устойчивости этой брачной нормы в мире славянства: в 6-10 вв. вступление девушки в брак означало для нее и обязанность умереть вместе с мужем даже в случае его ранней смерти.
"По обычаям многих народов, славян в том числе, покойника хоронили в венчальном платье. Этот факт в современном историко-этнографическом Атласе канонизирован четким указанием – "в чем венчали – в том и хоронят". Вдова в подвенечном платье сопровождала умершего до могилы, где и исполняла "танец смерти", или "танец невесты". Для языческой погребальной обрядности похоронный танец вдовы представляет собой явление типологическое. Венгерский ученый Ласло Фелфёлди, специально изучавший похоронные танцы, пришел к выводу, что "танец" вместе с пищей, напитками, музыкой является символом свободы покойного или покойной.
Веселье на похоронах (танец одна из его форм) так же, как и инсценированный разгул, играет особую роль. Смеху приписывалась особая магическая сила, которая должна была способствовать поднятию и усилению производительных сил природы и обеспечению уходящему новое возрождение, новое возвращение к жизни, воплощенное в любой новой форме.
Обряд обручения умершей подвергался как упрощению, так и одновременному переосмыслению, поскольку пришел в конце концов в соприкосновение с верой "в заложных покойников", то есть умершие до брака начинают преследовать живых, во избежании чего последние и прибегают к символическому венчанию покойников Этот охранительный смысл становится весьма актуальным именно тогда, когда акт сопогребания уже ушел в прошлое.
Завершающим этапом в этом трансформационном процессе оказался особо выделившийся обряд похорон молодых. Показательно, что именно этот обряд лучше всего и сохранился. Ограничение похорон как свадьбы только для незамужних было связано и с последующим изменением окружающих его представлений. Если раньше речь шла об удовлетворении инстинкта продолжения жизни в ином мире и потому покойному предоставлялось все, что он имел при жизни в том числе и жена, то теперь он должен был получить от жизни последние блага, взять с собой то, чем не сумел воспользоваться на этом свете. Смысловое ограничение похорон как свадьбы только для молодых вызывало еще большее, чем раньше, расширение свадебных атрибутов-символов и привело в конечном итоге к созданию полной инсценировки свадьбы на похоронах. Таким образом наиболее полный и красочный, основанный на достижении эффекта правдоподобия вариант похорон как свадьбы есть вместе с тем и один из наиболее поздних моментов в развитии начального ритуала соумирания.
Чтобы попасть в языческий рай славян, не нужно было никакого искупления грехов и запаса добрых дел. Туда попадали все, независимо от образа жизни и социального положения. Славянский рай — это загробный мир вообще. У славян не было оппозиции рай — ад (место, где обитают души добрых, место блаженства — место, где находятся души злых, грешников, место мучений). Идея посмертного воздаяния у славян-язычников, видимо, еще была не развита. Единственным препятствием, из-за которого душа умершего могла не попасть в рай, являлось неисполнение родственниками или соплеменниками покойного надлежащих погребальных обрядов, и тогда душа его скиталась по земле.
Божеством мира мертвых у славян считался, по всей видимости, Велес. Он — пастырь душ умерших на вечнозеленых райских лугах .После крещения Руси христианская концепция рая как-то легко, безболезненно заместила собой прежние представления о загробном мире, может быть, в силу их разрозненности, бессистемности. Можно сказать, что христианское учение о загробной жизни на уровне народного сознания органично соединилось с древними языческими представлениями славян о загробном мире, дополнив их идеей посмертного воздаяния и изменив способ погребения.
Первым звеном этой системы будут костры из соломы, зажигаемые весной, в интервале от 19 марта до 22 апреля (в зависимости от пасхального диапазона: 22 марта - 25 апреля) в "великий четверг" страстной недели, упомянутый Грозным. Разведение костров сопровождалось "кликанием мертвых", т. е. теми самыми действиями, которые приписывались Карне, богине погребального плача и причитаний. Этнографическими материалами подтвердилась даже такая упомянутая царем-этнографом деталь, как то, что четверговые костры разжигались "порану": на Севере, "чтобы заговорное слово было крепко, ходят в лес (в "великий четверг") до солнечного восхода за вересом или можжевельником... ранним же утром, до восхода солнца зажигают его на сковороде посреди избы на полу и все члены семьи скачут через этот огонь...".
Вторым звеном системы молений предкам была "родоница" (радуница), проводимая через 12 дней после имитации погребального костра, во вторник на фоминой неделе. Вторник - день ничем не примечательный и, по всей вероятности, здесь играл роль отсчет 12 дней от костра, а число 12 во всех магических операциях всегда связано с 12 месяцами солнечного года. Неясна этимология слова "родоница". Возможно, что первоначально оно было связано с "родичами", "дедами" и лишь впоследствии превратилось в радуницу. А может быть, этот термин как-то связан с небесным верховным богом Родом?
Обряд поздравлений молодоженов, повенчавшихся в январе - феврале этого года (в марте и апреле не венчали из-за великого поста) оказался присоединенным к празднику "красная горка", к новомy циклу бракосочетаний и был приурочен к дню предков "родонице". Культ предков был очень многогранен: дедов молили и о сохранности дома, и о целости скотины, о здоровье людей и об урожае и о семейном благополучии вообще. Поэтому вполне логично, что "вьюницы" были приурочены к главному дню поминовения родичей, носившему специальное наименование "родоницы" - предки должны были освятить новую семью, которая поручалась их заботам.
Третьим звеном системы годичных общесельских молений предкам являются необычные по форме празднества, описанные в 23-м царском вопросе.
Празднество происходило накануне известных "зеленых святок" (троицын день и пятидесятница) в интервале между 5 мая и 9 июня, в самый разгар весенних молений о росте и благополучии взошедших на полях хлебов.
Взятое само по себе, вне системы молений предкам, это празднество выглядит очень странно: происходит оно на кладбище, на жальнике (в Новогородчине жальники сменяют древние курганные могильники) и состоит из трех этапов:
1. Плач и "великий вопль" по умершим.
2. Ритуальные действия ("бесовские игры"), производимые специально прибывшими заранее ("... егда учнут ...") скоморохами.
3. Общие пляски и пение всех, пришедших помянуть предков.
По всей вероятности, это своеобразное сочетание надгробных плачей с плясками вызвано стремлением противопоставить мертвенномy началу начало жизнеутверждающее.
Исступленные публичные плачи-вопли по мертвым вызывали протесты русского духовенства еще в XIV в., когда появилось поучение "О желеющих", приписанное святому Дионисию.
Под "желением" здесь понимается комплекс поминальных обрядов, сопровождаемых "многымь плачемь и рыданиемь горкымь" и самоистязанием: "Дьявол учить желению тому. А другыя по мертвемь резатися и давитися и топитися в воде". "Последнее есть горе - желя и ведеть таковыя во тму кромешнюю" тех людей, которые "в желений ходяща бес приимаеть". В этом случае "желение" обозначает то же, что и "игрище", т. е. специально устроенное действо.
В этнографическом материале есть еще и четвертое звено системы молений предкам, отсутствующее в царских вопросах Стоглавомy собору. Это - знаменитая "дмитровская (родительская) суббота", предшествующая (или совпадающая с ним) Дмитрову дню 26 октября старого стиля.
Исследователь приводит поговорку: "Покойнички на Русь Дмитриев день ведут; покойнички ведут - живых блюдут". Далее он говорит о "кормлении земли".
Празднование родительской субботы начинается вечером в пятницу, в избах: после ужина семьи хозяйка накрывает стол новой скатертью, ставит еду и приглашает предков. На Дмитров день пекут и готовят 12 блюд из зерен и мяса. Поминовение вновь совершалось на кладбище и тоже завершалось разгулом.
Эту последнюю стадию, проводившуюся после обмолота урожая и завершения всех, мужских и женских, сельскохозяйственных работ (и хлеб и лен уже сложены) следует рассматривать как благодарение предкам-дедам за дарованные блага.
Итак, перед нами система годичных молений предкам, в которых тема отдельной семьи и её дома связана с темой всего селения; наиболее заметные действия происходят на общем сельском погосте, иной раз с наймом целой труппы скоморохов. Экстраполяция поминаний на все 12 месяцев года явствует из частого счета на 12 в этих поминаниях. Вся система годичных поминаний, расставленных в календарном порядке, представляется мне как бы растянутым во времени воспроизведением этапов древних языческих похорон по обрядy трупосожжения:
1. Сожжение костра из соломы, как имитация погребальной "крады великой". Одновременно сожжение хвойных веток в доме для очищения жилища и живущих в нем.
2. "Родоница". Воззвание к умершим, плач по ним. Призыв предков к охране дома и двора, к покровительству молодым семьям. Кормление земли яйцами и брагой.
3. Еще один плач по умершим, сменяемый буйной тризной с ритуальными "сатанинскими" плясками, пением и играми, а иногда и драками.
4. Благодарение предкам. Поминки на кладбище с приносом ритуальной еды. Угощение "дедов" каждой отдельной семьи в её доме.
Моления предкам открываются имитацией погребального костра, получают развитие в начале аграрного цикла работ весною (родоница-радуница), достигают кульминации в "зеленые святки", когда земледельцы озабочены своими нивами, и завершаются благодарственными приносами из нового урожая осенью, перед зимним замиранием природы. Все это происходит в двух различных пространствах: одна часть молений предкам связана с домом, с местом, где они, предки, строили, жили, трудились, праздновали, а другая часть проходит на месте упокоения их праха, в "городе мертвых", где стоят рядами, как избы в селе, деревянные избушки-домовины, покрывающие урны с сожженными костями (в раннее время) или истлевшие костяки погребенных предков.
Культ предков, постоянно поддерживаемый новыми похоронами уходящего поколения и овеществленный домовинами на кладбище, был очень важной составной частью древних языческих представлений. Его аграрно-магическая и апотропеическая, охранительная направленность еще более укрепляла его и позволяла противостоять порицаниям духовенства.
Заключение
Смерть — это последний земной удел каждого человека. Славяне видели смерть как возрождение. Представление об этом возрождении было различно – от перехода в мир предков, до нового рождения в теле тотемного животного. Итак, смерть, по древним представлениям, - это всегда метаморфоза. Славяне уподобляли смерть жизни, она была для него лишь границей. После которой начиналась "новая жизнь" в "новом мире".
Предки и потомки составляли единую сакральную общину. Мир по ту и по эту сторону мало чем отличался один от другого. Он мог совпадать полностью, быть тождественным земному. Тогда покойный, покинув этот мир находит своих ранее умерших сородичей и начинают жить вместе с ними. Поскольку загробный мир подобен земному, то и там возможно умирание с последующим возрождением на земле.
У всех славян был распространен культ предков, постоянно поддерживаемый новыми похоронами уходящего поколения и овеществленный домовинами на кладбище. Земля, что рожает, была для древнерусского народно-языческого сознания, "доподлинной матерью" ей и мертвым (тем для кого земля стала новым домом) приносились жертвы. Обрядовая устойчивость "кормления" мертвого и творимых в его честь возлияний, сохранение цели ритуала (дух мертвого нужно задобрить) характерна для славян. Поминальный пир, в котором возлиянию (поливанию) отводилась одна из основных ролей, был известен почти всем народам мира. Для славянских язычников, если следовать рассказам "Повести временных лет", было характерно его совершение как до, так и после погребения (тризна).
У древних славян были тесно связаны три события – рождение, свадьба, смерть Смерть, роды и вступление в брак сопровождались особым ритуалом "прощания". Обряды "прощания с умирающим" и "прощание невесты перед вступлением в брак" были опоэтизированы и доведены до высокой степени художественного совершенствования свадебными и похоронными причитаниями. Девушка, достигшая половой зрелости, впоследствии в свадебном обряде – невеста, переходила в новую социальную категорию. По древним представлениям, такой переход был возможен только через прекращение добрачного существования, то есть через "умирание". Таким образом, совершенно очевидна функциональная близость положений невесты в свадебном обряде и посвящаемого в обряде инициации. Несмотря на то, что древние славяне, по-видимому, не знали инициации как ритуального действа в целом, основные представления этого комплекса тем не менее получили у них отражение в различных обрядах и фольклоре. Послебрачный ритуал поисков молодой сопоставим с другим обрядом, который носит название "поиски покойника" и представляет собой ритуальный обход жилых и хозяйственных помещений, предшествующий поминальному пиру "в современной записи этот обряд зафиксирован уже в упрощенном виде: "умрет кто – в доме все переворачивают. Ходят везде, и говорят: "Был и нету, был и нету".
Тайна смерти и посмертного существования была одной из определяющих идей языческого мировоззрения. Не случайно "со времени появления человека и до настоящего времени ни одно явление не вызывало в нем столько сильных эмоций и такого напряженного процесса мысли, как смерть, это странное, непонятное явление.
Список литературы
1. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903,
2. «Советская этнография», 1945
3. Рыбаков Б. А. «Язычество древней Руси» М., 1994
4. Летописец Нестор «Повесть Временных лет» (электронная книга)
5. В. А. Еремина «Ритуал и фольклор» М.,1994
6. Народный месяцеслов М., Современник 1991
7. “Энциклопедия славянской мифологии”, изд. “Астрель”, 1996.
8. Вернадский Г. В. «История России. Древняя Русь» Москва – Тверь 1996
9. Костомаров И. «Славянская мифология», М. 1995
10. Соловьев С.М. «Об истории Древней России» М. 1993
11. Токарев С.А. «Ранние формы религии» М. 1992
Страницы: 1, 2, 3, 4
