также зачастую используются диалектные вкрапления. Так как для немецкого

языка, в силу его своеобразного исторического развития, особое значение

имеют территориальная дифференциация, активность диалектов на немецкой

почве гораздо ощутимее, чем во многих других странах. Это приводит к тому,

что местные особенности немецкой разговорной речи выражены сильнее, чем,

например, в русском или французском языках.

Но в общей своей массе, как считает Теодор Константин, территориальные

диалекты – категория пережиточная. Их носителем является преимущественно

крестьянство. Диалекты уже не вызываются к жизни существующими общественно-

экономическими условиями, а, напротив, продолжают существовать, несмотря на

новые условия. Диалекты постепенно разлагаются, деформируются, нивелируются

и приближаются к литературно-нормированному общенациональному языку.

Слабеющую роль диалекта у немцев демонстрирует эстафета поколений.

Речь дедов сильно диалектно окрашена. Родители сохраняют диалектный

интонационный рисунок и часть фонетического строя. Среднее поколение

допускает отдельные региональные вкрапления, а дети в основном владеют

общенемецкой литературной нормой, сохраняя иногда и диалект, на который они

свободно переключаются и который в их применении уже сильно видоизменен и

приближается к литературному языку. Чаще всего тот или иной диалект

используется молодежью с целью «пошутить» над старшим поколением, показать

тем самым характерные особенности речи взрослых. Еще одной причиной

обращения к диалекту является оригинальность диалектной брани, также

несущей в себе комические оттенки.

В отношении бранной лексики немецкого языка, можно отметить два

наиболее ярких диалекта: берлинский и кельнский. Берлинцы с давних пор

знамениты своей нецензурной лексикой. Ни один другой город ежегодно не

пополняет свой лексикон таким количеством бранных слов и не в одном другом

городе не употребляют так часто эти слова в обиходной речи «и стар и мал».

Эти ругательные «канонады», которые в самом деле могут вызвать ощущение

враждебности, являются часто безобидными выражениями. Характерными для

берлинского диалекта ругательствами являются те, которые наполнены иронией

и издевкой, но означают больше умение владения языком, нежели желание

оскорбить или задеть оппонента. Нельзя назвать берлинцев миролюбивыми или

любезными, и куда уж это не те люди, которые полезут за словом в карман.

Берлинский диалект, как известно, занимает ведущее положение в

немецкоговорящем пространстве в различных областях речи, в том числе и в

запретной лексике. Используя в своей речи ругательства, берлинская молодежь

отражает не только горечь и озлобление, но и не упускают возможности

отражения самоиронии и сатиры [Constantin 1986: 24].

Для менталитета кельнцев характерно частое употребление различных

ругательств, но это в большинстве случаев можно отнести лишь к

эмоциональности их характера. Это маленькая «галерея», которая подчеркивает

недостатки, слабости, формальности, даже если они произнесены, как правило,

на высоких тонах. Даже в случае того, что в дословном понимании эти

ругательства означают что-то неприличное. Кельнский диалект не является

языком людей, действующих «тихой сапой». Они употребляют данную лексику

легко и непринужденно, а главное всегда с душой [Farver 1988: 6].

Молодежь с ее бравадой всем «запретным», а потому – «взрослым», не

может обойти своим вниманием столь оригинальные формы самовыражения и,

подражая взрослым, с «особым цинизмом» использует подобную лексику.

Таким образом, на данном этапе нашей работы мы можем сделать следующие

выводы.

Языком молодежи является молодежный сленг, который не следует путать с

различными видами молодежных жаргонов, являющихся включениями в общий

социолек-сленг.

Ввиду того, что лексические регистры взаимопроницаемы (при

достаточной автономии) [Девкин 1994: 13], в молодежном сленге присутствуют

все уровни (подрегистры) разговорной лексики.

Стремясь, как и всякая социолект, с одной стороны, к дифференциации,

к изоляции и кодировке информации (использование различных жаргонов),

молодежный сленг, с другой стороны, ввиду психологических особенностей

носителей, калькирует языковые поведенческие модели старшего поколения

(брань, диалекты). При этом важным мотивом использования стилистически

сниженных лексических единиц является языковая игра, бравада.

Как одна из самых восприимчивых к технологическим новшествам и к

изменениям общественного/языкового сознания среда, молодежная коммуникация

дает исследователю наиболее «горячий материал», позволяет выявить самые

актуальные языковые процессы.

ГЛАВА 2. Стилистичесикие кластеры сниженной лексики

2.1. Лексикографическое отражение сниженной лексики

К тому же следует добавить, что словарю принято доверять, его воспринимают

инструктивно, тогда как иногда не следовало бы брать на веру предлагаемый

вариант. Слепое доверие может подвести.

В.Д. Девкин

Всякое слово многомерно. Его природу определяют такие факторы, как

грамматика, словообразовательная структура, регистровая характеристика

(возвышенность, нейтральность, сниженность), место в номинативной системе

(в тематическом поле, в синонимическом ряду, в рамках логических связей:

конкретность/абстрактность, родовое/видовое понятие, часть/целое),

наличие/отсутствие оценки и тип ее выражения, способность к стилизации

речи, коммуникативно-ситуативный фактор (кто говорит, кому, с какой целью,

при каких обстоятельствах), этика (роль слова в межличностных отношениях:

равноправие, подчинение/подчиненность, конформизм), эстетика

(выразительность/невыразительность, комизм), степень и характер

выраженности той или иной содержательной стороны

(эксплицитность/имплицитность, подразумевание, подтекст), генетический

момент (исконное/заимствованное слово), диахрония (неологизм/архаизм,

отсутствие ощущения возраста слова), ареальная принадлежность

(общенациональное/региональное, диалектное слово), взаимодействие с

параллельными кодами: звуковым и жестовым. Перечисленного достаточно, чтобы

представить себе полноту и сложность информации, заложенной в слове. И если

под причиной употребления сниженной лексики мы понимаем совокупность общих

социально-психологических процессов, находящих свое отражение в языке

социума, то функциональная нагрузка слова, с нашей точки зрения, неотделима

от конкретной речевой ситуации, т.е. от контекста.

Для нашей работы представляется необходимым ввести понятие

«стилистического кластера». Слово «кластер» английского происхождения и в

буквальном переводе означает: пучок, совокупность. Профессор А.Т. Хроленко

в работе «Лингвокультуроведение» вслед за Н.Г. Комлевым так определяет

понятие «кластер»: «Кластер – это объединение языковых элементов,

обладающих несколькими общими признаками» [Хроленко 2000: 131].

Мы, в свою очередь, под стилистическим кластером будем понимать

следующее: стилистический кластер – это совокупность стилистических помет

одной лексической единицы.

Но прежде всего мы хотели бы обратиться к словарям и рассмотреть

предложенные ими перечни стилистических помет разговорной лексики. В первую

очередь обратимся к неспециализированному двуязычному словарю. «Большой

немецко-русский словарь, издание 6-е, стереотипное» (К. Лейн, Д.Г. Мальцева

и др.) предлагает следующие стилистические пометы разговорной лексики (в

алфавитном порядке), которые иллюстрируются примерами из этого же словаря:

бран. (Schimpfwort), бранное слово, выражение[1];

груб. (derb), грубое слово, выражение: Scheiss ‘дерьмо, дрянь’,

Scheissdreck, das geht dich einen Scheissdreck an ‘не твое собачье дело’,

fressen ‘жрать’ ;

неодобр. (abwertend), неодобрительно: Bumsmusik ‘музыка на танцульках’;

презр. (verдchtlich), презрительно: Kerl ‘субьект, тип’, Weibervolk ‘бабы,

бабье’;

пренебр. (geringschдtzig), пренебрежительно: Klapperkaster ‘старая посудина

(о корабле)’;

разг. (umgangssprachlich), разговорное слово, выражение: fies

‘отвратительный, гадкий’, Dudelei ‘дуденье, плохая игра на духовом

инструменте’;

фам. (salopp-umgangssprachlich), фамильярное слово, выражение: schlackern

‘трястись’, schlabbern ‘лакать, шумно хлебать’, Fresser ‘обжора’;

шутл. (scherzhaft), шутливо: Figaro ‘цирюльник, парикмахер’, die holde

Weiblichkeit ‘женский пол’.

Одновременно в словарных статьях словаря К. Лейн и Д.Г. Мальцевой для

более полного отображения стилистических оттенков встречается использование

сразу нескольких помет:

Мuschkote m -n, -n фам. пренебр. рядовой, служивый (солдат); ? серая

скотина.

Filius m =, ..lii и -se разг. шутл. сын, отпрыск.

«Немецко-русский словарь разговорной лексики» (В.Д. Девкин), в свою

очередь, дает подробное толкование стилистических помет. Автор

предупреждает, что отсутствие пометы в статье указывает на незначительную

степень сниженности, в то время как:

1) помета фам. маркирует фамильярность, фривольность, подчеркнутую

“несалонность” выражения, типичную для среды близких знакомых;

2) помета груб. указывает на то, что неэстетичное, этическое

дисквалифицированное, то, что принято заменять эвфемизмами, названо без

прикрас прямо в лоб (Popel, pissen, Arsch);

3) помета вульг. обозначает применение грубых слов не по прямому их

назначению, а для негативных характеристик того, что в норме называется

нейтрально, прилично (ich scheisse drauf, einen Dreck geht das mich an);

4) помета шутл. характеризует юмористическую, дистанцированную,

обычно образную иносказательность критического свойства (Kurschatten,

bessere Hдlfte, Lцtkolben);

5) помета ирон. предполагает противоположность оценки;

6) помета бран. сопровождает бранную лексику, имеющую, как правило,

нечеткий, общенегативный контур значения (Mist обо всем плохом);

7) пометы пренебр., презр., неодобр. приводятся только тогда, когда

негативность не очевидна из перевода [Девкин 1994: 9].

Многие пометы, приведенные в этих двух рассмотренных нами словарях, не

совпадают. Так, Scheiss в «Большом немецко-русском словаре» К. Лейн и Д.Г.

Мальцевой маркируется как грубое, в то время как В.Д. Девкин относит данное

слово к вульгаризмам. Pissen в словаре К. Лейн и Д.Г. Мальцевой –

фамильярное, словарь В.Д. Девкина маркирует как грубое.

Сам В.Д. Девкин замечает тенденцию изменения стилистических помет в

словарях разных лет. По его словам, зачастую то, что в WDG[2] маркируется

как разг. (umg.), в Duden-GWB[3] дается уже без пометы, то есть как

нейтральное; фам. (salopp) в WDG часто в Duden-GWB уже соответствует разг

(umg.). Это наблюдение касается не абсолютно всех слов, но только большей

их части [Девкин 1994: 19].

Автор обьясняет это тем, что разговорно окрашенное слово, если оно

нужно и актуально в предметно-понятийном отношении и отвечает требованиям

«назывной техники», в меру четко, удобно, своеобразно, неповторимо, легко

понимается и запоминается, то в будущем не избежит кодификации.

В.Д. Девкин указывает на ряд «контрастных лексических единиц», которые

сохраняют в упомянутых выше словарях одинаковые или близкие пометы. Это

лексика, в самой семантической структуре которой отражена негативная

оценка, так называемая «табуированная лексика» (ficken, vцgeln).

Практически все лексемы этого языкового регистра сохраняют в словарях

разных лет сходную стилистическую маркировку (груб.).

Однако, даже здесь вопрос законности какой-либо одной стилистической

пометы для той или иной лексемы остается спорным. Как таковые

стилистические пометы являются отображением функции лексической единицы в

речи, что отражено и в дефиниции стилистических помет В.Д. Девкина. Но в

рамках определенной ситуации (как и в рамках определенного идиолекта) даже

табуированная лексика может не иметь вовсе экспрессивной нагрузки, а ввиду

культурного уровня (рода занятий, возраста) носителя языка негативизм,

заложенный в самой семантике, может быть неощутимым для человека,

употребляющего данное слово, например, в функции междометия.

С другой стороны, и незначительно сниженная лексика может выступать в

функции, которую чаще всего приписывают лексике-табу, т.е. в инвективной

(оскорбительной). Так, психолог, лингвист и философ Ф. Ницше замечает, что

даже фамильярность вышестоящих оскорбляет человека, так как он не имеет

никакой возможности в полной мере ответить на нее тем же [Ницше 1997: 648].

Данные процессы редко находят отражение даже в специализированных

словарях. Зачастую маркировка лексической единицы производится без учета

того, что В.Д. Девкин называет «идеолектной нетерпимостью» [Девкин 1994:

19], то есть при неприятии и изначально негативном отношении к

лексическому фонду, который лежит вне сферы употребления самого

составителя или же основной части информантов. Это приводит к разночтениям

стилистического маркера одной и той же лексической единицы в словарях,

выпущенных примерно в один временной промежуток. Однако при наличии хотя бы

в одном случае контекста становится ясно, что в первой и во второй статье

мы наблюдаем примеры, приведенные различными (социальными, возрастными)

группами информантов, или же (чаще всего) мы наблюдаем сужение

функциональных возможностей лексемы до одного контекста. Так:

Mistwetter n-s груб. чертовски скверная (мерзопакостная) погода [

Лейн, Мальцева и др. 1999: 600]; без контекста.

Mistwetter n-s, o. Pl. фам. мерзопакостная погода. So ein Mistwetter,

es nieselt und regnet in einem fort [Девкин 1994: 500].

В первом случае авторы не дают возможного контекста, как бы выводя

стилистический маркер из самой семантики лексической единицы, то есть

наличие компонента Mist ‘дерьмо’ уже должно указывать на грубость всего

слова. Однако интересно то, что сама лексема Mist в словаре К. Лейн и Д.Г.

Мальцевой маркируется как фам.

В.Д. Девкин, в свою очередь, приводит контекст. Здесь нет всей

ситуации, однако уже по одному представленному предложению мы можем судить

о том, что здесь наличествует неформальный, несалонный разговор близких

(хорошо знакомых) людей. Фамильярность подобного высказывания не вызывает

сомнения. Но возникает вопрос: не будет ли данное высказывание грубым, если

предположить, что оно принадлежит учителю и произнесено в классе в

присутствии учеников?

Условность приведенных в словарях стилистических помет доказывает

следующий пример. Нами были проанализированы контексты, в которых

употребляется лексема Scheisse/Scheiss ‘дерьмо’ в романе Юли Цэ «Орел и

ангел». Основываясь на дифениции стилистических помет В.Д. Девкина, мы

выяснили, что данная лексическая единица может быть маркирована по-разному.

В приведенном ниже примере она имеет фамильярную окраску:

Ohne Eile richtet sie sich auf.

Oh, Scheisse, sage ich. Komm rein. Wie geht’s.

Gut, sagt sie, hast du vielleicht Orangensanft da? [Zeh 2003: 9]

Не спеша, она выпрямилась.

«Вот черт, - сказал я, - Проходи. Как дела?»

«Нормально, - ответила она, - У тебя здесь найдется, пожалуй,

апельсиновый сок?»

Здесь налицо фривольность, выражение, с помощью которого главный

герой, познакомившийся с героиней по телефону и до этого еще не

встречавшийся с ней вживую, пытается избавиться от неловкости ситуации (он

заставил девушку ждать в двери), тем самым уже показав желательность

неформальности предстоящей беседы, как бы сразу причислив ее к кругу своих.

Наиболее подходящими для перевода русскими идиомами здесь будут ‘блин’ или

‘черт’. Ответная реакция героини, которая тут же переходит к делу, как

давняя знакомая, ничуть не обидевшись на «невежливость» героя, подтверждает

эту мысль и дает нам право утверждать, что здесь лексема Scheisse может

быть маркирована только как фамильярная.

Под влиянием контекста лексема Scheisse может приобретать грубую

окраску:

Manchmal, wenn ich in die Luft starrte, anstatt zu arbeiten, stellte

ich mir zum Spass vor, ihr perfeckt rosafarbener Mund wьrde sich

plцtzlich verspannen und durch die aufeinandergepressten Lippen

wьrde sich aus ihren Gesicht heraus eine dicke braune Wurst Scheisse

schieben [Zeh 2003: 36].

Иногда, когда вместо того, чтобы работать, я таращился в воздух,

ради забавы я представлял себе, как ее идеальный розовый ротик вдруг

расчалиться и прямо из ее лица, разжимая сжатые губы, полезет

толстая коричневая колбаска дерьма.

«Без прикрас в лоб» здесь назван продукт отправления естественных

человеческих потребностей, то, что почти во всех европейских культурах

считается неприличным и заменяется эвфемизмами. Налицо грубость выражения,

характеризующая скрытое негативное отношение главного героя к своей

коллеге.

Вульгарную окраску лексема Scheisse имеет в следующем примере:

Mit einem lauten Knacken hielt sie das Gerдt an und stand auf.

Maaaann, nцrgelte eine Stimme im Nebenzimmer. Funkzioniert der

Scheiss auch mal oder was.

Max, sagte sie, ich freue mich [Zeh 2003: 114].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6