признан-
ным музыкантом, который бы только посмеялся над затруднениями в переходе
из од-
ного тона в другой. Чайковский же, как мы видим его в воспоминаниях друзей
и в
его собственных письмах, в двадцать лет ещё не был даже приличным
дилетантом.
Это различие в становлении обоих музыкантов надо обязательно иметь ввиду,
чтобы
понять их разный подход к творчеству и как одно из важных следствий этого
отно-
шение их к музыке друг друга, особенно отношение Чайковского к музыке
Брамса.
3
Многое также помогает понять разница в образе жизни, доставшемся обоим
компо-
зиторам в период формирования их характеров и накопления первоначального
жизнен-
ного опыта.
Брамсу с тринадцати лет приходилось помогать семье, ибо доходы отца были
неве- лики. Природный дар и приобретённое мастерство талантливого мальчика
использо-
вались до предела, и Брамс до поздней ночи играл в тавернах и ресторанах,
где по-
знакомился с красочным разнообразием портовой жизни Гамбурга.
Дополнительный
заработок ему давали сочинения и аранжировки модных пьес, которые
гамбургские
издатели охотно покупали. И хотя Брамс не испытал настоящей нищеты, но как
вы-
ходец из сословия, живущего за счёт собственного нелёгкого труда, он
совсем не был
избалован жизнью. Это, несомненно, наложило отпечаток на его характер, на
отноше-
ние к жизни, к людям и на его творчество.
Одна из существеннейших черт Брамса состояла в том, что он не умел
продвигать-
ся вперёд иначе, чем преодолевая сопротивление, иначе, чем силой
собственного хара- ктера, собственной энергии и упорного труда. Не раз он
с завистливым восхищением
говорил о таких гигантах, как Моцарт или Шуман, которым, казалось, само
шло в руки то, к чему он пробивался шаг за шагом, в изнурительной, тяжкой
борьбе. Сходные чу-
вства испытывал он и к своему другу Дворжаку. Впрочем, о даровании
Дворжака он
всегда отзывался с восторгом, как ни казалось ему порой, что здесь как раз
тот слу-
чай, когда результат уступает гениальности замысла.
Но началось всё с катастрофы, с блужданий в лабиринте собственных чувств.
Моло-
дой человек оказался перед лицом обстоятельств, которые на долгие годы
выбили его
из колеи. В феврале 1854 года у Шумана внезапно обострилась душевная
болезнь, тень которой давно уже нависала над ним и которая, став причиной
прогрессирующе- го распада личности, спустя два года свела его в могилу.
Супруга маэстро Клара, ожи-
давшая восьмого ребёнка, была в отчаянии. Брамс поспешил в Дюссельдорф,
чтобы по-
мочь этой женщине, которую он глубоко чтил, и оставался там до самой
смерти маэ-
стро. Из-за болезни мужа материальное положение Клары оказалось
угрожающим.. Перед ней встала необходимость возобновить концертную
деятельность пианистки, столь успешно начавшуюся для неё в детские годы,
но после замужества сошедшую,
за редчайшими исключениями, на нет. И то, что ей удавалось в кратчайший
срок вер-
нуть себе положение, некогда уже завоёванное в музыкальном мире,
принадлежит к
числу высочайших достижений человеческой энергии и таланта. Брамс,
находившийся в непосредственной близости от неё, целиком посвятил себя
задаче стать опорой ей и её детям. То немногое, что требовалось ему для
себя, он зарабатывал уроками.
Вскоре после смерти Шумана Брамс расстался с Кларой. Он возвращается в
Гам-
бург к родителям. Неустанно работая, он ждёт счастливых перемен в своей
жизни, в
положении, которое занимает в мире, не проявляя , впрочем, особой
активности в этом
направлении. У всех его друзей из окружения Шумана есть где-то своё тёплое
местеч-
ко: у Иоахима в Ганновере, у Грима в Геттингене, у Дитриха в Бонне. Всё,
что пона-
чалу благодаря рекомендации Клары ему удаётся найти, - это весьма скромная
долж-
ность в Детмольде, при дворе местного фюрста, где он несколько лет подряд
в зим-
ние месяцы обучает игре на фортепиано одну из принцесс и её придворных
дам, ру-
ководит хором, а иногда имеет возможность даже воспользоваться придворным
орке-
стром. Доходов от всей этой деятельности едва хватает на год весьма
скудного су-
ществования; остальное он зарабатывает уроками фортепиано.
В письмах Брамса, относящихся к этому времени, нередко чувствуется
известная угнетённость, растущее недовольство. Годы проходят, и у него
возникает ощущение, что он ни на шаг не продвинулся вперёд. В Гамбурге он
остаётся чужаком, в чём, пожалуй, повинны провинциальная чёрствость и
недоброжелательность земляков. Рабо-
та в Детмольде, несмотря на то что занимает лишь три месяца в году,
становится ему в тягость, и он отказывается от места. Осенью 1862 года он
предпринимает поездку в Вену; он завязывает дружеские отношения,
появляется на эстраде как пианист, с успе-
хом добивается исполнения своих сочинений. Пройдёт немного времени, и
Брамс по-
знакомится с теневыми сторонами венского характера - со свойственным
венцам ощу-
тимым недостатком серьёзности и упорства в работе, известной
переменчивостью и ненадёжностью их симпатий и восторгов.
Брамс наслаждается в Вене неограниченной свободой праздношатающегося
туриста - и ждёт решения куда более важного для него дела в Гамбурге.
Ф.В.Грунд, долгие годы дирижировавший гамбургскими филармоническими
концертами, собрался уйти на пенсию. Брамс рассчитывает стать его
преемником и просит гамбургских друзей предпринять в его отсутствие
необходимые шаги. Тем горше было его разочарование,
когда он узнал, что его обошли и дирижёром филармонических концертов
назначен его друг, певец Юлиус Штокгаузен. Этого оскорбления он не мог
забыть никогда. Во-
обще одной из трагических черт его глубокой натуры было неумение прощать,
неу-
мение забывать. Много лет спустя, на торжественном банкете в честь
50-летия Гамбург-
ского филармонического общества, была исполнена Вторая симфония Брамса под
его
собственным управлением. И теперь некий оратор позволил себе утверждать,
что-де
судьба этого великого сына Гамбурга опровергает афоризм «Nemo propheta
in Patria»
Нет пророка в своём отечестве (лат). И тогда, в совершенной ярости, Брамс
прошептал сосе-
ду: «И это они пытаются доказать на моём примере! Два раза освобождалось
место
директора филармонических концертов, и оба раза они приглашали чужака, а
меня обходили! Выбрали бы в своё время меня, я стал бы порядочным
человеком, гражда-
нином, смог бы жениться и жил бы как все. А теперь я бродяга».
Его гнев, без сомнения, был неподдельным, а горечь оправданна. Возможно,
однако, в данном случае он не смог или не хотел понять, что судьба
уготовила ему лучшую участь. Сомнительно, чтобы ему удалось хоть на
сколько-нибудь долгий срок прижить-
ся в той в высшей степени провинциальной атмосфере, которая отличала тогда
музы-
кальную жизнь Гамбурга; а если бы и удалось, то столь же сомнительно, что
успех муздиректора существенно пошёл бы на пользу композитору. Гамбургское
разочаро-
вание поначалу было возмещено предложением взять на себя руководство
Венской
певческой академией - осенью 1863 года новый музикдиректор с энтузиазмом
присту-
пил к своим обязанностям. Его успех, однако, был отнюдь не безоговорочным.
Брамс
утрачивает удовольствие от работы, которая, в общем-то, и не могла стать
для него главной. По прошествии лишь одного сезона он отказался от места
хормейстера пев-
ческой академии. Приглашённый восемь лет спустя на пост дирижёра в
старейшую и
наиболее солидную концертную организацию Вены, Общество друзей музыки, он
держал там целых три года - и всё же, рассерженный и в глубине души
неудовлетво-
рённый, оставил в конце концов и этот пост. Протест вызывала неуступчивая
суровость
его концертных программ.
Брамс к тому времени уже приобрёл в Вене весьма обширный круг друзей и по-
клонников. Ко сколько-нибудь прочным дружеским связям он, однако, уже не
стремил-
ся, да и в чисто практическом смысле в них теперь не было нужды. За
десятилетие,
прошедшее с начала его деятельности в певческой академии, Брамс, по
всеобщему признанию, выдвинулся в первую шеренгу живших и творивших в то
время худож- ников .
Чайковский рос в довольно богатой по тогдашним российским понятиям семье.
Бо-
гатство определялось, правда, не наследованным или нажитым капиталом, а
служебным
положением отца и, следовательно, было временным. Но это нисколько не
меняет об-
становку, в которой протекало детство будущего великого композитора. Можно
без ко-лебаний согласиться со словами Модеста Петровича Чайковского насчёт
того, что по-
ложение их отца, начальника такого большого завода, как Воткинский,
совершенно по-
ходило на положение богатого помещика. Поэтому детство Петра Ильича, по
крайней
мере до переезда семьи в Петербург, когда ему шёл десятый год, в целом
было отрад-
ным и беззаботным. Да и в Петербурге, несмотря на более суровые условия и
меньший
достаток, Чайковский не испытывал каких-либо особых тягот, если не считать
разлуку
с родными, которую он переживал очень тяжело, и некоторых событий,
случающихся в
жизни почти каждого юноши, которые оставляют свой след у впечатлительных
людей.
4
Есть между Брамсом и Чайковским и другие различия, менее существенные, но
есть
и некоторые общие стороны.
Можно заметить, например, что как Брамс, так и Чайковский были добры и
участли-
вы к нуждающимся. Хотя в отличие от неизменной деликатности Петра Ильича у
Брам- са на фоне его доброты наблюдались неожиданные и труднообъяснимые
вспышки от-
чаянной грубости, которые, возможно, явились результатом его юношеских
музыкаль-
ных скитаний по портовым кабакам. Можно также указать на общительность и
весё-
лый нрав и в то же время на стремление к уединению. Последнее для
Чайковского,
вероятно, имело большее значение, чем для Брамса, но и у него наблюдалась
такая тенденция. Впрочем, творчество нуждается временами в тишине и покое,
поэтому это
сходство не столь примечательное. Гораздо более важной представляется
другая общая
для обоих композиторов сторона жизни. И тот и другой не обзавелись семьями
и оста-
лись на всю жизнь холостяками. Правда, Чайковский женился и формально
оставался женатым до своей смерти, но фактически он прожил со своей женой
чуть более ме-
сяца и затем расстался с ней навсегда. Причины отсутствия семьи у Брамса и
у Чай-
ковского были, конечно, разными, но сам факт их домашнего одиночества
сделал их жизнь во многом сходной в отношении её влияния на творчество.
На Брамса взваливают многократно преувеличенные истории о его походах к
улич-
ным женщинам, подводя под эти истории сложные психологические пояснения,
кото-
рые любому здоровому человеку навряд ли покажутся серьёзными и нужными.
Создатель проникновеннейших любовных песен, Брамс был пламенным поклонни-
ком прекрасного пола. Это, однако, странным образом противоречит той
загадочности,
которая отличает его поведение во всех случаях, так или иначе касающихся
женщин.
Из всех загадок и противоречий, свойственных его натуре, это, пожалуй,
центральное и наиболее существенное. Бессмысленно пытаться выяснить вещи,
где чёткие, однознач-
ные умозаключения вообще невозможны, поскольку все обстоятельства, имеющие
шение к делу, нам не известны или двусмысленны и противоречивы. Однако
вряд ли будет ошибкой рассматривать этот момент как одну из главных
проблем человека, вынужденного оплачивать божественный взлёт к вершинам
духа, даруемый творческой
личности, глухой изоляцией отшельника. Брамс был сильной натурой, его
отличали не-
уёмная жизнерадостность и живость чувств, и можно лишь гадать, каких
мучений сто-
ли ему одинокие дни и ночи, на которые его обрёк добровольный обет
безбрачия. В этом , как и во многом другом, он сходен со своим великим
предшественником Бет-
ховеном, причём в обоих случаях невозможно докопаться до причин возникшей
ситу-
ации (хотя у Бетховена с его заболеванием слухового аппарата и его
ипохондрией в
этом отношении всё выглядит менее таинственно, чем у обращённого всем
своим су-
ществом к реальному бытию, жизнелюбивого в самом элементарном значении
этого
слова Брамса).
Можно не сомневаться, что встреча с Кларой Шуман стала решающим событием
юности, имевшим трагические последствия. Однако и в данном случае
известные фак-
ты носят в большей мере негативный, нежели позитивный характер. Важнейший
из негативных фактов, впрочем, весьма многозначителен: в 1887 году оба они
договорились
вернуть друг другу свои письма, с тем чтобы их уничтожить. Всё, что дошло
до нас из
переписки обоих, подверглось цензуре Клары, причём все её письма,
написанные до 1858 года, были уничтожены.
Умирает Роберт Шуман - и они расстаются. Расстаются после двух лет,
проведённых поблизости друг от друга, в тесном, почти каждодневном
общении. Причём обстоятель-
ства этой разлуки не сохранили никаких документальных свидетельств,
позволяющих
делать какие-либо определённые выводы. Со стороны разлука выглядит как
обоюдное
бегство; но что конкретно явилось его причиной - остаётся только гадать.
Брамс возвра-
щается в Гамбург, Клара переезжает в Берлин. Внешне их отношения не теряют
преж-
ней сердечности. Они часто видятся, переписываются.
Истиной загадкой Брамса, как и молодого Гёте, является его постоянная
готовность к бегству. Этот мотив возникает во всех его любовных историях,
которые нам извест-
ны; только проявляется он в виде неуклонного снижения интенсивности
чувств. Спус-
тя неполных два года после бегства от Клары возникла единственная в его
жизни ситуация, когда он оказался чуть ли не у самого алтаря. Агата фон
Зибольд, дочка гет-
тингенского профессора, к тому же хорошенькая, сумела довести его до
помолвки и
обмена кольцами.
История стала предметом обывательских пересудов. Гримм, по всей
вероятности, попытался хоть как-то, в самой мягкой форме, воздействовать
на друга; это привело лишь к тому, что тот расторгнул помолвку, причём
самым бесцеремонным образом.
Агата позднее счастливо вышла замуж. Брамс никогда больше не виделся с
ней.
Вскоре после этой истории с Агатой он вновь пускается в любовную авантюру.
На
этот раз ему вскружила голову некая Берта Порубшки, жизнерадостная девушка
из Ве- ны, бывшая одно время участницей гамбургского женского хора.
Несомненно, что ре- шение Брамса посетить Вену было принято не без участия
её семьи, а её семья - она
была дочерью пастора евангелической общины в Вене - оказала ему помощь в
орга-
низации первых контактов с представителями местного общества. И всё же,
когда чи-
таешь следующие строки, отправленные Иоахиму из Вены, в них так и слышится
вздох
облегчения: «Короче, дело в том, что Б [epта] П [opyбшки] помолвлена с
одним богатым
молодым человеком. И т.д.».
Ко времени первого визита Брамса в Вену относится возникновение ещё одной
дру-
жской связи, длившейся многие годы. Её героиней была в ту пору ещё
шестнадцати-
летняя Элизабет фон Штокгаузен, дочь ганноверского посланника в Вене,
которая не-
продолжительное время брала у Брамса уроки фортепиано. Видимо, он сам
прекратил занятия, как только заметил что ему грозит опасность без памяти
влюбиться в эту красивую, высокоодарённую и не по годам развитую как в
музыкальном, так и в духов-
ном отношении девушку. Вновь сказался его непостижимый инстинкт бегства,
который
отторгнул его от неё. Через несколько лет она вышла замуж за талантливого
молодо-
го музыканта Генриха фон Герцогенберга, которого Брамс ценил и
поддерживал, хотя
как композитор Герцогенберг в дальнейшем не оправдал его надежд. С умной,
одарён-
ной тонким музыкальным чутьём Элизабет Брамс переписывался вплоть до её
ранней
смерти (она умерла всего сорока двух лет). Как близкий друг и
пользовавшийся полным доверием советчик в музыкальных делах, она иной раз
даже оттесняла на задний план
Клару Шуман, которая явно ревновала её. Оба супруга страстно любили музыку
Брам-
са.
Элизабет фон Герцогенберг - наиболее примечательное и обворожительное
явление среди женщин, сыгравших хоть сколько-нибудь заметную роль в жизни
Брамса на склоне лет. Она - единственная из них, с кем его связывала
настоящая и долгая друж-ба. Всё остальное, что касается истории его
любовных увлечений, не представляет осо-
бого интереса. Его друзья один за другим вступали в брак. Его отец,
овдовев, женил-
ся вторично. Сумел найти своё счастье - в лице некоей молодой женщины -
Ганслик,
причём в ту пору ему было уже далеко за сорок. Иоахим, Бюлов, потерпев
крушение
в первом браке, вступили в новый. Брамс считал, что женщины бесконечно
притягате-
льны; он с удовольствием отдавался зарождающейся сердечной склонности - то
Страницы: 1, 2, 3
