открывшим новую эру в государственной жизни страны. «Пусть избирательное

право,—говорил он,— основанное на цензовом начале и многостепенных выборах,

было несовершенным... Пусть в русской конституции не было парламентаризма

западноевропейского типа... Пусть права Государственной думы были

ограничены, в особенности бюджетные... Но со всем тем этим актом заложено

было прочное начало правового порядка, политической и гражданской свободы и

открыты пути для легальной борьбы за дальнейшее утверждение подлинного

народоправства». (41.с. 171).

В самом конце 1905 года правительство очнулось от состояния прострации и

стало принимать меры к подавлению анархии. Были арестованы члены Совета

рабочих депутатов, сурово подавлено восстание в Москве. Для наведения

порядка на Сибирской магистрали навстречу друг другу двинулись два воинских

отряда. Один шел из Харбина на запад, другой — из Москвы на восток. К

середине февраля 1906 года движение на Сибирском пути постепенно

восстановилось.

Но беспорядки «слева» вызвали беспорядки «справа». Контрреволюционная

деятельность монархистов крайне правого толка с помощью тайной полиции была

направлена против революционной интеллигенции, евреев, а также конституции

17 октября. Во многих городах и местечках произошли погромы.

Революционное движение 1905—1906 годов, широкое в смысле недовольства

существующим строем, включало в себя людей с различным подходом к конечной

цели. Не было ни ярко выраженного вождя, ни объединяющего начала, кроме

разве общего желания свергнуть самодержавие. Политические партии, лишь

недавно появившиеся на русском горизонте, не успели еще окончательно

выработать свои программы; среди них происходили постоянные ссоры и расколы

по вопросам тактики.

И хотя большевики приписывают теперь себе руководящую роль в событиях того

времени — это неправда. Левые политические группировки являлись тогда

скорее активными подстрекателями к народному мятежу, чем руководителями

организованного движения.

Какие же политические взгляды исповедовал в то время А. И. Деникин? На этот

вопрос он ответил так:

«Я никогда, но сочувствовал «народничеству» (преемники его — социал-

революционеры) с его террором и ставкой на крестьянский бунт. Ни марксизму,

с его превалированием материалистических ценностей над духовными и

уничтожением человеческой личности. Я приял российский либерализм в его

идеологической сущности без какого-либо партийного догматизма.

В широком обобщении это приятие приводило меня к трем положениям:

1) конституционная монархия, 2) радикальные реформы и 3) мирные пути

обновления страны.

Это мировоззрение я донес нерушимо до революции 1917 года, не принимая

активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии». (41,

с.195).

Политические взгляды Деникина сложились в его академические годы в

Петербурге.

Активного участия в политике он никогда до 1917 года не принимал, но в те

годы (после первой революции) уйти от нее было почти невозможно. Возникали

вопросы, над которыми раньше он не задумывался, и пытливая мысль искала на

них ответ. Для офицера того времени Антон Иванович, несомненно, был

человеком с левым уклоном. Но революцию он категорически отрицал, так как

на примере того, что видел в 1905—1906 годах, убедился: победа революции

выльется в уродливые и жуткие формы, где лозунг — «Долой!» — своей

разрушительной силой подорвет все устои государства. «Приняв российский

либерализм в его идеологической сущности», он хотел верить, что кадетская

партия, ближе других отражавшая его мировоззрение, пойдет на сотрудничество

с исторической властью, искавшей тогда поддержку в либеральной

общественности, и что совместная работа сможет привести Россию путем серии

назревших реформ к конституционной монархии британского типа. Но кадетская

партия отвергла руку, протянутую правительством. К такой партийной политике

Деникин отнесся чрезвычайно отрицательно. Он чувствовал, что кадеты, не

желавшие революции, своей обостренной оппозицией к правительству

способствовали созданию в стране революционных настроений. Он ясно отдавал

себе отчет в том, что близорукая политика кадетской партии объективно

поддерживала стремление социалистов подготовить вторую революцию. (28, с.

138).

В 1905 году правительство проявило растерянность; и если русская монархия

была спасена в момент кризиса, то это произошло в значительной степени

благодаря усилиям двух незаурядных и ярких людей, обладавших инициативой,

воображением и силой воли:

С. Ю. Витте и П. А. Столыпина.

Деникин высоко ценил государственные заслуги Витте, его способности

отделять важное от второстепенного, находить прямой путь к достижению

намеченной цели. Мы уже знаем, что Деникин горячо приветствовал

разработанный Витте Манифест 17 октября 1905 года как первый шаг на пути

крупных преобразований, направленных к утверждению в России подлинного

конституционного строя. И, тем не менее, в памяти и в чувствах Деникина

Витте занимал несравненно меньшее место, чем Столыпин, который после

отставки Витте сменил его на посту Председателе Совета Министров.

В Столыпине Деникин видел одного из очень немногих государственных деятелей

России за последний век императорского режима, сумевших властной рукой

направить ход исторических событий в то русло, которое казалось ему

желательным.

Перед отъездом Деникина с Дальнего Востока в Петербург Ставка

Главнокомандующего телеграфировала из Маньчжурии в главное управление

Генерального штаба о предоставлении ему должности начальника штаба дивизии.

Однако вакансий не оказалось. Деникин согласился временно принять низшую

должность штаб-офицера при 2-м кавалерийском корпусе в Варшаве. Свободного

времени у него там было достаточно, и он посвятил его чтению докладов о

русско-японской войне в различных гарнизонах Варшавского военного округа и

публикации в военных журналах статей военно-исторического и военно-бытового

характера. Печатным словом старался он влить в военное дело живую струю

новых знаний и методов, отвечающих требованиям времени. Воспользовался он

также своей стоянкой в Варшаве, чтобы взять заграничный отпуск и побывать в

Австрии, Германии, Франции, Италии и Швейцарии как турист. Это было его

первым и единственным до эмиграции путешествием за границу. Оно произвело

на него большое впечатление.

Временное назначение в Варшаву длилось, однако, около года, и Деникин решил

напомнить о себе управлению Генерального штаба. Напоминание, как признается

Деникин, было сделано в не слишком корректной форме, и реакция на него

оказалась резкой: «Предложить полковнику Деникину штаб 8-й сибирской

дивизии. В случае отказа он будет, вычеркнут из кандидатского списка».

Принудительных назначений в Генеральном штабе никогда не было, и потому

Деникина подобный подход взорвал. Он ответил рапортом в три слова: «Я не

желаю».

Вместо дальнейших неприятностей, которых он ожидал, из Петербурга пришло

предложение принять штаб 57-й резервной бригады в Саратове, на Волге.

Резервная бригада состояла из четырех полков, и потому служебное положение

Деникина было такое же, как начальника штаба дивизии. Это предложение он

принял.

В Саратове Деникин пробыл с января 1907 до июня 1910 года.

Петербург того времени благосклонно прислушивался к критике в военной

печати и даже поощрял ее. В своих статьях в военном журнале «Разведчик»

Деникин, касаясь самых разнообразных вопросов военного дела, не раз

затрагивал авторитет высоких лиц.

Неудачи войны с Японией сильно ударили по национальному самолюбию корпуса

русских офицеров. Стало очевидным, что высший командный состав жил

преданьями старины глубокой и что следовало немедленно произвести

радикальные перемены в подходе к вопросам современной военной науки и

тактики. Началась лихорадочная работа по реорганизации армии, по переводу

иностранной военной литературы на русский язык. Изучение германской военно-

морской программы определенно указывало на неизбежность большой европейской

войны; русский диагноз того времени определил ее начало — к 1915 году.

Оставалось мало времени, надо было торопиться...

Деникин считал, что «никогда еще, вероятно, военная мысль не работала так

интенсивно, как в годы после японской войны. О необходимости реорганизации

армии говорили, писали, кричали. Усилилась потребность в самообразовании,

значительно возрос интерес к военной печати».

В армии и во флоте образовались полуофициальные кружки. Они состояли из

энергичных и образованных молодых офицеров, целью которых было воссоздание

разбитого в японскую войну флота и возрождение армии. За членами этих

кружков, основанных в Петербурге, установилось шутливое прозвище

«младотурки». Их деятельность нашла поддержку и в Военном и в Морском

министерствах, а также в Государственной думе, вернее сказать, в ее

комиссии по государственной обороне.

Деникин, служивший тогда в провинции, прямого участия в кружках не

принимал, но искренне сочувствовал их деятельности. Обменом мнений, опытом,

приобретенным в японской войне, своими статьями в военной печати он

всячески старался содействовать их успеху.

Начиная, с 1906 года были проведены реформы по омоложению и улучшению

командного состава, повышению его образовательного ценза. Все старшие

начальники должны были пройти проверку военных знаний. Это выразилось в

принудительном увольнении многих и в добровольном уходе тех, кто боялся

проявить свое невежество. «В течение 1906—1907 годов было уволено и

заменено от 50 до 80 процентов начальников, от командира полка до

командующего войсками округа». Это подсчеты Деникина.

В короткий срок между концом японской войны и началом мирового конфликта в

1914 году не удалось, конечно, обновить весь командный состав армии и

флота. Сохранились устаревшие кадры среди старшего генералитета. Но молодое

русское офицерство накануне первой мировой войны находилось на высоком

уровне. Это признали во время войны и союзные с Россией державы, и

советские военные писатели, не слишком щедрые на похвалу, когда дело

касалось офицеров старой армии.

Что касается Деникина, то он считал, что горечь поражения в войне с Японией

и сознание своей ужасной военной отсталости толкнули русскую армию на

чрезвычайно интенсивную и плодотворную реорганизацию. «Можно сказать с

уверенностью,— писал генерал Деникин,— что, не будь тяжелого маньчжурского

урока, Россия была бы раздавлена впервые же месяцы первой мировой войны».

В Саратове, как и в Варшаве, служба оставляла Деникину достаточно времени

для размышлений. Он пытался проанализировать причины многих важных

политических процессов. Однако ни Деникин, ни кто другой не могли

предвидеть все причины, ошибки и случайности, которые несколько лет спустя

привели Россию к катастрофе. Даже Ленин в те годы думал, что окончит свой

век политическим эмигрантом, так и не дождавшись настоящей революции.

В июне 1910 года полковника Деникина назначили командиром 17-го пехотного

Архангелогородского полка, расположенного в Житомире и входившего в

Киевский военный округ.

К тому времени служба в Саратове настолько ему приелась, что он с радостью

принял новое назначение. Да и Архангелогородский полк, основанный Петром

Великим, имел прекрасную боевую историю, включая переход с Суворовым через

Альпы у Сент-Готарда.

С увлечением отдался Деникин работе по воспитанию полка, учитывая свой опыт

в русско-японской войне.

Отбросив в сторону парады, он уделял главное внимание практическим

занятиям: стрельбе, маневрам, ускоренным переходам, переправам через

полноводные реки, без мостов и понтонов.

С сослуживцами Антон Иванович общался в офицерском собрании. У себя на

квартире сборищ не устраивал и вообще избегал принимать гостей. Его мать и

старая нянька всюду следовали за Деникиным. Обе понимали по-русски, но

говорили лишь по-польски, и все попытки Деникина научить их русскому языку

не увенчались успехом. Поэтому мать стеснялась принимать гостей в роли

хозяйки. Оберегая ее, сын вел замкнутый образ жизни. Бывали у него дома

лишь два-три близких человека. Мать обожала сына, и он с ней всегда был во

всем предупредителен и трогательно заботлив.

Началась Первая мировая война. Наступление в Восточную Пруссию закончилось

для русских катастрофой под Танненбергом. Но слово было сдержано, и русская

жертва спасла французскую армию от разгрома. Немцы перебросили два

армейских корпуса на русский фронт, и это дало возможность французам

одержать победу на Марне.

Опрокинув планы и первоначальные расчеты стратегов всех воюющих стран,

масштаб первой мировой войны быстро унес надежду на скорое её окончание. Из

маневренной она превратилась в позиционную, и окопы вдоль линий различных

фронтов растянулись на много тысяч километров. Стало очевидным, что,

растягиваясь во времени, война потребует таких усилий индустриального

производства, на которые Россия того времени была неспособна.

То, что происходило на русском фронте в 1915 году, отразилось на жизни и

психологии всей страны. К концу 1914 года русская армия начала испытывать

острый недостаток артиллерийских снарядов, ружей и патронов. Запасы, наивно

рассчитанные на краткую войну, были израсходованы, а производство внутри

страны не могло удовлетворить огромные требования фронта.

И, тем не менее, в начале 1915 года воинский дух русской армии был еще на

высоком уровне. В марте 1915 года пал Перемышль, и русские захватили там 9

генералов, 2500 офицеров, 120000 солдат, 900 орудий и громадное количество

других военных трофеев. Победа была велика, но большой расход

артиллерийских снарядов при осаде Перемышля приблизил надвигавшийся кризис.

И тут германское командование, хорошо осведомленное о нуждах русской армии,

к лету 1915 года решило сделать попытку вывести Россию из строя. Центр

немецких военных действий был перенесен с запада на восток. Уже в мае

германская армия генерала Макензена была переброшена на помощь австрийцам

против русского Юго-Западного фронта. Борьба с технически превосходящим

противником была не под силу. Вскоре началось «великое отступление 1915

года», чтобы путем уступки территории спасти русскую армию от окружения и

разгрома. К концу лета неприятельские войска заняли всю русскую Польшу,

Литву, Белоруссию и часть Волыни. Потери немцев были ничтожны, русские же

потери за это лето — грандиозны.

В самом начале 1916 года мать генерала Деникина, Елизавета Федоровна,

тяжело заболела воспалением легких, осложнившимся плевритом. От болезни

своей больше не оправилась. Жизнь ее медленно угасала. Восемь месяцев она

лежала, не вставая, с постели, часто бывала в беспамятстве и скончалась в

октябре 1916 года семидесяти трех лет от роду. Ее длительная болезнь и

смерть стали большим горем для сына. Он был далеко от нее, на фронте, и

только дважды до ее смерти, по телеграфному вызову врача, приезжал к ней и

неотлучно проводил свой печальный отпуск у кровати умирающей. Осенью, когда

снова по вызову врача он приехал к своей «старушке», она была уже мертва...

С ее уходом из жизни рвалась последняя связь с детством и юностью, хотя

тяжелыми и убогими, но близкими и дорогими по воспоминаниям. Жила Елизавета

Федоровна в Киеве в квартире сына на Большой Житомирской улице, 40. Он

нанял эту квартиру весной 1914 года, перевез туда свою мать из Житомира,

где командовал полком. Натерпевшись в свое время вдоволь горя и нужды, она

провела свои последние годы в покое и уюте. Перспектива смерти матери

пугала сына полным одиночеством. Да и возраст его — сорокатрехлетнего

мужчины — казался непреодолимым препятствием для женитьбы и новой жизни.

Впереди маячило беспросветное одиночество.

Была у него, правда, еще одна привязанность в жизни, но о ней Антон

Иванович боялся тогда даже мечтать. Это была Ася Чиж. Из ребенка маленькая

Ася превратилась в очаровательную женщину, Ксению Васильевну. Окончив

незадолго до войны институт благородных девиц в Варшаве, она училась в

Петрограде на курсах профессора Платонова. Она чувствовала себя так же

одиноко, как Антон Иванович. Он знал ее с момента рождения, видел ее

ребенком, затем подростком, навещал в институте, стыдил за пальцы,

вымазанные чернилами. Он наблюдал, как она постепенно превращается в

привлекательную девицу, и... решил просить ее руки.

Письма генерала Деникина с фронта с описанием окружающей его обстановки,

собственных мыслей и переживаний, к счастью, не потеряны. 96 таких писем,

никогда еще не опубликованных, аккуратно пронумерованных, начиная с 15

октября (ст. ст.) 1915 года до конца августа 1917 ,то есть до момента

ареста генерала Деникина Временным правительством и заключения его в

Бердичевскую тюрьму по обвинению в участии в "мятеже "генерала Корнилова»)

сохранились в семейных бумагах его вдовы, Ксении Васильевны. Приведенные

ниже с ее разрешения выдержки из писем Антона Ивановича освещают духовный

облик замкнутого человека, не любившего пускать посторонних в свой

внутренний мир.

В письмах той, о ком он все больше и больше думал, с кем все чаще и чаще

перетесывался, кто «так близко вошел в его жизнь», Антон Иванович искал

«ответа на вопросы незаданные и думы невысказанные».

«Я не хочу врываться непрошенным в Ваш внутренний мир»,— говорил он ей в

одном из своих писем в марте. Но полупризнания не передавали на бумаге его

чувства, добиться письменного ответа на мучивший его вопрос было

невозможно. Он это отлично сознавал и хотел лишь уловить в ее письмах те

оттенки мыслей, которые дали бы ему мужество письменно просить ее руки.

(28, С. 119)

Потребовалось несколько недель упорных письменных уговоров, чтобы склонить

Ксению Васильевну дать свое согласие стать невестой, а затем связать раз и

навсегда свою жизнь с судьбой генерала Деникина. Но пока этот вопрос

решался, генерал переживал «такое напряженное настроение, как во время боя,

исход которого колеблется».

Потом было решено факта жениховства пока что не оглашать, временно даже

скрыть его от ее родных. Однако к лету 1916 года жениховство от семьи уже

не было секретом. Тогда же решили — по настоянию Антона Ивановича —

венчаться не сразу, а лишь по окончании войны. Нелегко далось ему решение,

но, думая, прежде всего о своей невесте, он считал, что поступить иначе

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7