склонен трактовать измену Курбского себе не как измену вассала сюзерену, а
как измену Богу и вере. Он ставит знак равенства между изменой Курбского и
отказом Курбского от вечного спасения: “Зачем ты, о князь, если мнишь себя
благочестивым, отверг свою единородную душу? Чем ты заменишь ее в день
Страшного суда?”(37). Причем Грозным подчеркивается, что эта измена Богу
есть нечто постоянное, совершенно не зависимое от личных человеческих
качеств носителя верховной власти: “Не полагай, что это справедливо -
разъярившись на человека, выступить против бога; одно дело - человек, даже
в царскую порфиру облеченный, а другое дело - бог”(38).
Неповиновение монарху, а тем более прямая измена ему тем самым вообще
изымается из сферы возможного и допустимого. Ситуации, в которой измена
может быть допустима и оправдана, не существует вовсе: “Если же ты, по
твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно
погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние?”(39). И дальше: “Если же ты
праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки,
пострадать и заслужить венец вечной жизни?”(40).
Следует отметить, что в основе такого понимания верховной властью
самой себя лежала чрезвычайно жесткая логическая конструкция, идеально
упрощающая взаимоотношения между Богом и царем, царем и его подданными,
Богом и подданными царя: “Воззри (...) и вдумайся: кто противится власти -
противится божескому повелению”(41).
Эта схема, в свою очередь, была калькой с такого же упрощенного
взгляда на мир, в котором единственное сохранившее истинную веру
государство - Россия - со всех сторон было окружено разного рода иноверцами
и еретиками.
Заключая изложенное в этом разделе, можно констатировать, что в
середине XVI века весь комплекс взаимоотношений, соединяющих верховную
власть с ее подданными, перестал удовлетворять верховную власть.
Рассматривая себя как власть вполне религиозную, верховная власть должна
была стремиться заменить традиционные узы, связывающие ее с ее подданными,
узами, имеющими ту же религиозную природу, что и она сама, тем самым
устранив возникшее противоречие. При очевидности и логичности самой идеи
реальный путь построения новых отношений долгое время был неясен. Когда же
образец был найден, события стали развиваться с поразительной быстротой.
Если религиозное понимание верховной власти складывалось в России
медленно и постепенно, то перевести всю систему государственных отношений
на религиозную основу Грозный пытается за считанные годы. Эта чрезвычайная
ускоренность реформ связана с многочисленными заговорами, а также военными
неудачами России, свидетельствовавшими не только о разложении старой
государственной системы, но главное, о том, что бог отвернулся от своего
избранного народа.
3. Верховная власть и Ливонская война.
Нам представляется, что анализ, проделанный выше, позволяет с
достаточной достоверностью реконструировать тот ход событий, который привел
Грозного к идее учреждения в России опричнины, а также объяснить характер и
смысл этого, по общей оценке, “странного” учреждения.
Вторая половина 1564 года, то есть время, непосредственно
предшествовавшее отъезду Грозного в Александровскую слободу и учреждению
опричнины, - это время, когда Грозный наиболее интенсивно занимался
проблемами будущего политического устройства Ливонии, ведя, в частности,
лично переговоры с плененным русскими войсками магистром Ливонского ордена
Фюрстенбергом. Неудачи русских войск на протяжении 1563-1564 гг. показали
Грозному и его ближайшим советникам невозможность чисто военного
присоединения Ливонии к России и потребовали разработки достаточно сложных
дипломатических проектов будущего устройства и будущего характера связи
между Ливонией и Россией. В окончательном варианте Иван IV “выдвинул проект
восстановления распавшегося Ливонского ордена. Предполагалось, что
восстановленный Орден будет находиться под протекторатом Русского
государства. Великим магистром должен был стать пленный Фюрстенберг. В
преемники ему назначался сын Г.Кетлера - Вильгельм”(42).
Вне всяких сомнений, разработка такого проекта была бы невозможна без
изучения истории Ливонского ордена от момента его возникновения, без
анализа взаимоотношений Ливонии со всеми ее соседями, а также без
исследования вопроса о Тевтонском ордене, одним из правопреемников которого
был Ливонский.
Идея вассальной зависимости от Русского царства одного из последних
официальных и владетельных наследников христианской власти на территории
Палестины, без сомнения, должна была импонировать Грозному. Следует
отметить, что вообще иерусалимские короли, чьей надежнейшей военной опорой
были военно-монашеские ордена и, в частности, Тевтонский, занимают в той
схеме преемственности верховной власти (от Бога) промежуточное положение:
еврейские цари святого народа и Святой земли - христианские короли Святой
земли - русские цари новой Святой земли, нового святого народа. В контексте
этого понимания признание Ливонским орденом своей вассальной зависимости от
России означало одновременно и правопреемство русского великого князя по
отношению к иерусалимским королям и, следовательно, их приоритетные права
на старую Святую землю и Иерусалим, на соединение под своей властью обеих
Святых земель.
История военно-монашеских орденов, их решающая роль в поддержании и
укреплении власти иерусалимских королей, их великолепные боевые
характеристики не могли не натолкнуть Грозного на убеждение, что все эти
преимущества их по сравнению с обычным рыцарством объясняются, в первую
очередь, религиозным характером и наполненностью их службы, теснейшим
соединением в этих орденах военной и монашеской службы, невозможностью эту
службу разорвать без утраты всякой надежды на вечное спасение. Военно-
монашеские ордена должны были показаться Грозному идеальным решением всех
стоящих перед ним проблем, идеальным способом организации военного сословия
России - новой Святой земли. Воинство, в свое время созданное исключительно
для защиты и распространения истинной веры, было именно тем, в чем
нуждалась Россия. Записки иностранцев, описывающие жизнь в Александровской
слободе - столице опричнины, а также права и привилегии, с одной стороны, а
с другой - ограничения, которые налагались на опричников, рисуют картину,
весьма схожую с бытом военно-монашеских орденов, естественно, с теми
поправками, которые были детерминированы специфическими для России
особенностями.
4. Устройство Опричного двора, организация и функционирование
опричнины.
Этот раздел хотелось бы предварить следующим: во все время
существования опричнины для Грозного было характерно стремление к
безусловному и очень резкому разделению мира опричнины и “обычного” мира.
Это проявилось отнюдь не только в дублировании большинства приказов и
служб, отдельно и самостоятельно управляющих опричниной и земщиной, но,
главное, в четко различимых и последовательных попытках Грозного изъять всю
опричнину и каждого опричника из общего порядка вещей, сделать их как бы
“не от мира сего”. Были разделены на опричное и земское:
а) верховная власть (опричнина передавалась в личный удел великому князю,
Московское же государство (земщина) должно было управляться Боярской
думой);
б) территория государства (причем из уездов, взятых в опричнину, выселялись
все дворяне, в нее не принятые);
в) управление (большинство приказов были разделены, что сделало возможным
практически независимое управление обеими частями государства);
г) финансы (каждая из частей государства имела свои собственные источники
дохода);
д) судебная власть (она также была фактически разделена: по свидетельству
Штадена вскоре после учреждения Опричного двора “великий князь послал в
земщину приказ: “Судите праведно, наши (т.е. опричные - В.Ш.) виноваты не
были бы”(43). Источники единодушны в том, что, как судьи, так и дьяки во
все время существования опричнины решали дела в соответствии с этой
формулой);
е) запрет на личное общение между опричниками и земскими. Тот же Штаден
писал, что “если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел
никогда их навещать”(44). И дальше: “Я рассуждал тогда так: я хорошо знал,
что пока я в земщине, я проиграю {всякое} дело, ибо все те, кто был в
опричных при великом князе, дали присягу не говорить ни слова с земскими.
Часто бывало, что ежели найдут двух таких в разговоре - убивали обоих,
какое бы положение они не занимали. Да это и понятно, ибо они клялись
своему государю богом и святым престолом. И таких наказывал бог, а не
государь”(45).
Это свидетельство подтверждается двумя другими видными опричниками -
Таубе и Крузе. Дворянин, вступающий в опричнину, по их сообщениям, клялся и
целовал крест не только в верности государю, великой княгине и молодым
князьям - наследникам Грозного, но также “не есть и не пить вместе с
земщиной и не иметь с ними ничего общего”(46).
ж) внешнее отличие опричных дворян. “Живя в упомянутом Александровском
дворце, словно в каком-нибудь застенке, он (царь - В.Ш.) обычно надевает
куколь, черное и мрачное монашеское одеяние, какое носят братья Базениане,
но оно все же отличается от монашеского куколя тем, что подбито куньими
мехами. По примеру тирана также старейшины и все другие принуждены надевать
куколи, становиться монахами и выступать в куколях...”(47).
А.Шлихтингу вторят Таубе и Крузе: “Пехотинцы все должны ходить в
грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху, но нижнюю
одежду они должны носить из шитого золотого сукна на собольем или куньем
меху.”(48).
з) особый образ жизни опричников в Александровской слободе. Соединение в
нем элементов монашеской жизни и жизни служилых дворян. “...Великий князь
каждый день встает к утренним молитвам и в куколе отправляется в церковь,
держа в руке фонарь, ложку и блюдо. Это же самое делают все остальные, а
кто не делает, того бьют палками. Всех их называет братией, также и они
называют великого князя не иным именем, как брат. Между тем он соблюдает
образ жизни, вполне одинаковый с монахами. Заняв место игумена, он ест один
кушанье на блюде, которое постоянно носит с собою; то же делают все. По
принятии пищи он удаляется в келью, или уединенную комнату. Равным образом
и каждый из оставшихся уходит в свою, взяв с собой блюдо, ножик и фонарь;
не уносить всего этого считается грехом. Как только он проделает это в
течение нескольких дней и, так сказать, воздаст богу дань благочестия, он
выходит из обители...”(49).
Схожую картину рисует и другой источник. “Когда пробивает восемь
часов, идет он снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он
снова занимается пением, пока не пробьет десять. К этому времени уже бывает
готова трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам
остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить кружки, сосуды
и блюда к столу, и каждому подается еда и питье очень дорогое и состоящее
из вина и меда, и что не может сьесть и выпить, он должен унести в сосудах
и раздать нищим... Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу. После
того как он кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в
застенок, в котором постоянно находится много сот людей; их заставляет он в
своем присутствии пытать или даже мучать до смерти безо всякой
причины...”(50).
и) организационная структура Опричного монастыря. Распределение чинов в
нем.
Таубе и Крузе писали: “Этот орден (здесь уместно подчеркнуть, что
ливонские дворяне, в отличие от русских, хорошо знакомые с такими
образованиями, как монашеские ордена, ясно сознавали сходство с ними
корпуса опричников - В.Ш.) предназначался для совершения особенных
злодеяний. (...) Сам он (Иван Грозный - В.Ш.) был игуменом, князь Афанасий
Вяземский келарем, Малюта Скуратов пономарем; и они вместе с другими
распределяли службы монастырской жизни. В колокол звонил он сам вместе с
обоими сыновьями и пономарем. Рано утром в 4 часа должны все братья быть в
церкви; все неявившиеся, за исключением тех, кто не явился вследствие
телесной слабости, не щадятся, все равно высокого ли они или низкого
состояния, и приговариваются к 8 дням епитимии. В этом собрании поет он сам
со своей братией и подчиненными попами с четырех до семи.”(51).
Теперь, прежде чем перейти от характеристики Опричного монастыря к
заключающим статью выводам, хочется отметить, что обильно цитируемые выше
записки иностранцев, рисующие жизнь в Александровской слободе, давно и
хорошо известны историкам, выдержки из них можно найти практически в любой
монографии, посвященной царствованию Ивана IV. Однако во всех этих работах
Опричный монастырь используется, к сожалению, единственно как яркий пример
особой извращенности царя. Лейтмотивом этого взгляда служат следующие слова
А.Шлихтинга: “Как только он проделает это в течение нескольких дней (т.е.
поживет жизнью монаха - В.Ш.) и, так сказать, воздаст богу дань
благочестия, он выходит из обители и, вернувшись к своему нраву, велит
привести на площадь толпы людей и одних обезглавить, других повесить,
третьих побить палками, иных поручает рассечь на куски, так что не проходит
ни одного дня, в который бы не погибло от удивительных и неслыханных мук
несколько десятков человек”(52).
В последнее же время известным филологом и специалистом по семиотике
Б.Успенским была сделана попытка рассмотреть Опричный монастырь в другом
ракурсе - в рамках некоего маскарада, “антиповедения”, выражающегося “как в
переряживании, так и в кощунственной имитации церковных обрядов”(53).
Б.Успенский видит в опричниках “своего рода ряженых, принимающих бесовский
облик и бесовское поведение”(54), и считает, что “...опричный монастырь
Грозного в Александровской слободе - когда опричники рядятся в чернеческое
платье, а сам царь называет себя игуменом этого карнавального монастыря, -
по всей видимости, возникает под влиянием святочных игр”(55).
Основанием для такого понимания опричнины служит для Б.Успенского, в
первую очередь, сопоставление ее со Всешутейским собором Петра I. Вряд ли
эта параллель оправдана. Если, как у современников Петра I, так и у его
потомков равно не вызывало сомнений карнавальное, заложенное в самом
названии шутовское назначение “собора”, то в отношение опричнины ни в одном
из источников нет даже намека на возможность ее “веселого” понимания.
ВЫВОД
Как представляется автору, сделанный анализ позволяет прийти к
следующим выводам. Во второй половине XVI века многочисленные мнимые и
реальные заговоры убеждают Ивана IV в ненадежности старых уз, связующих
монарха и подданных, их несоответствии самой природе верховной власти в
России. Стремясь разрешить это противоречие, Грозный пытается соединить в
своих руках как светскую, так и религиозную власть и заново выстроить весь
комплекс своих взаимоотношений с подданными, сделав измену ему не только
изменой раба господину, вассала сюзерену, но и главное - изменой Богу и
вере. Учреждение опричнины было попыткой организации части дворянского
сословия России на началах военно-монашеского ордена ( то же назначение,
тот же путь формирования, те же юридические права и привилегии), подобного
Тевтонскому и Ливонскому (царь - глава ордена, игумен опричного монастыря,
опричники - монахи). К 1572 г. планы Грозного потерпели провал, идея эта
была им оставлена, и упоминание об опричнине запрещено под страхом
наказания кнутом, но старая политика террора, которую историки именуют
опричной, продолжалась и дальше.
ССЫЛКИ:
1. Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины.- М. Изд-во АН СССР,
1963;
2. Стариков П.А. Очерки по истории опричнины ,М.,Л.,1950;
3. Бахрушин С.В. Иван Грозный ,М.,1945;
4. Виппер Р.Ю. Иван Грозный ,М.,Л.,1944;
5. Смирнов И.И. Иван Грозный ,Л.,1944.
6. Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного ,М.,1964;
7. Скрынников Р.Г. Начало опричнины ,Л.,1966;
8. Скрынников Р.Г. Опричный террор ,Л.,1969;
9. Скрынников Р.Г. Иван Грозный ,М.,1975;
10. Шмидт С.О. Становление российского самодержавства ,М.,1973.
11. Кобрин В.Б. Иван Грозный ,М.,1989.
12. Михайловский Н.К. Иван Грозный в русской литературе ,
Соч.,т.6,СПб.,1897;
13. Платонов С.Ф. Иван Грозный , Пг.,1923;
14. Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного , М.,1964;
15. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб.,1910.
16. Платонов С.Ф. Иван Грозный. Пг.,1923.
17. Полное собрание русских летописей. СПб.,1904,т.XIII,с.392.
18. Живков В.М.,Успенский Б.А. Царь и бог. Семиотические аспекты
сакрализации монарха в России. В кн.: Языки культуры и проблемы
переводимости. Сб.ст. М.,Наука,1987,с.49.
19. Ефимов Н.И. Русь - новый Израиль. Казань,1912.
20. Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.,1937,с.68.
21. Ключевский В.О. Соч.,т.2,ч.2. М.,1957,с.170.
22. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М.,1981,с.123.
23. Королюк В.Д. Ливонская война. М.,1954,с.60.
24. Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника.
М.,1925,с.86.
25. Послания Таубе и Крузе. Русский исторический жкрнал. Пг.,1922,кн.8,
26. Новое известие о России времени Ивана Грозного. “Сказание” Альберта
Шлихтинга. Л.,1934,с.27.
27. Успенский Б.А. Царь и самозванец.,с.213.
Страницы: 1, 2, 3
