Эдвин М.Шур приводит интересные результаты одного исследования, в котором был затронут вопрос о том, что отношение публики к хищению зависит от представления о гипотической организации, против которой направлено прес­тупление. Опрашиваемые говорили, что они меньше всего колебались бы, если бы речь шла о хищении в крупной частной фирме, несколько больше - если  бы перед ними оказалось правительственное ведомство и еще  больше - если бы это  было мелкое частное заведение.[18] Как мы видим, здесь отношение к преступлению меняется и чисто психологически в зависимости от того, насколько «отчетлив» и «ясен» тот или те, кому принадлежит организация. Больше всего колебаний  было в отношении мелкого частного заведения, имеющего вполне определенного хозяина.

В целом верно мнение, что расхитителям свойственны частноспособственнические устремления, корыстно-потребительские взгляды на жизнь, отношение к государственной  собственности как к «ничейному», к «казенно-отчужденному» имуществу, что порождает иждивенческие настроения, приводит к игнорированию основополагающего социалистического принципа распределения материальных благ по труду. Эти черты и свойства у разных расхитителей выражены по разному. По степени стойкости среди них можно выделить до 100% лиц, которые наряду с паразитическими отношением к государственной собственности обнаруживают отрицательное отношение к некоторым другим сторонам общественной жизни, весьма циничны, аполитичны, легко приспосабливаются к условиям, способствующим хищениям, и сами создают таковые; в достижении цели весьма активны, инициативны, предприимчивы, изобретательны, используют подкуп, взяточничество, связи, протекционизм.[19]

По многим объективным и субъективным признакам лица, совершающие кражи, составляют весьма социальную запущенную категорию правонарушителей. Они представляют собой одну из наиболее рецидивоопасных, устойчивых в антиобщественных взглядах, привычках и поведении часть преступников, весьма значительную по численности и активную по силе негативного влияния на других, в том числе тех, кто отбывает наказание  в местах лишения свободы.

Преступная деятельность воров начинается раньше, чем у многих других правонарушителей. Следовательно, они уже в более молодом возрасте включаются в соответствующие отношения как с обществом в лице его правоохранительных органов, так и теми, кто также нарушает уголовно-правовые запреты. У них рано накапливается значительный антиобщественный опыт. формируются соответствующие взгляды и представления, склонности и привычки к антисоциальному образу жизни, разрешению возникающих жизненных трудностей противоправным путем. Раннее включение в противоправную деятельность приводит к тому, что воры по сравнению с расхитителями и даже многими насильственными преступниками и хулиганами более дезадаптированы, находятся в большей социально-психологической изоляции: от микросреды, ее ценностей, позитивного общения.

При всей важности всестороннего учета криминогенных качеств личности с их помощью невозможно полностью раскрыть причины совершения, в частности, корыстных преступлений хотя бы по тому, что большинство лиц с низким уровнем образования и культуры вообще не совершает никаких преступлений. Следовательно, надо искать иные возможности объ­яснения, в психологическом анализе, дополняемом сведениями уголовно правового и социологического характера.

Одной из существенных характеристик правонарушителей является наличие или отсутствие у них постоянного места жительства, Этот  фак­тор, как известно, существенно характеризует личность, ее отношения. содержание и направленность потребностей и интересов, уровень культу­ры и социальные притязания. Он непосредственно связан со способом по­лучения средств к существованию. Лица, не имеющие постоянного песта жительства, как правило, дезадаптированы, выключены из сферы нормаль­ных социальных связей и общения, отчуждены от ценностей общества.

Среди лиц , виновных в совершении краж, особенно личного имущества, значительно больше  чем среди всех других групп преступников    /кроме бродяг/ доля лиц, не имеющих такого жительства, что опять-таки  связано с наличием среди них большого чис­ла рецидивистов и их общей дезаптацией. Это обстоятельство нужно всемерно учитывать как при профилактике краж со стороны таких лиц, так и при подготовке к их освобождению из мест лишения свободы, поскольку их возможности к успешной адаптации в силу указанного фактора серьезно ограничены. С ним связана и другая особенность жизнедеятельности многих воров: среди них весьма велик по сравнению с другими процент тех, кто  не имел определенных занятий, а также специальности. Поэтому совершение имущественных преступлений для большинства. таких преступников как бы компенсировало отсутствие законных источников по­лучения средств к существованию.

          Проявлением антиобщественного образа жизни воров частое  употребление ими спиртных налитков, более того, как хорошо извес­тно, многие кражи совершаются для получения средств на их приобретение. Лиц, совершивших кражи личного имущества в  нетрезвом состоянии почти столько же, сколько и тех, кто в подобном состоянии совершил кражи государственного и  общественного имущества, но меньше по сравнению с теми кто признан виновным в убийствах, нанесении, тяжких телесных повре­ждений, изнасилованиях, грабежах и разбоях. Однако среди воров немало лиц, которые нуждаются в принудительном лечении от алкоголизма, что является существенным препятствием их успешной ресоциализации в будущем.

Авторы монографии "Личность преступника" считают, что коры­стным преступникам свойственны гипертрофированные, извращенные, пороч­ные потребности. Расхититель, например: претендует на материальные блага в размерах, не соответствующих его общественно-полезному тру­ду. На данной основе и возникает конфликт между ними и обществом.[20]

Изучение личности корыстного преступника, как и личности преступника, вообще, беспредельно и не беспредметно и всегда должно преследо­вать строго определенные цели. Самой важной целью нам представляется объяснение преступного поведения, в данном случае корыстного. Поэтому, на мой взгляд, проблема преступного поведения, при всей ее значимости не является самостоятельной, а составляет часть более глобальной проб­лемы личности преступника. Это мнение тем более верно, что причины так­ого поведения коренятся в личности. Поэтому мы считаем не только возмож­ным, но и необходимым в данной работе рассмотреть вопросы мотивации ко­рыстных преступлений как их источника.

Проблема личности корыстного преступника должна  включать в себя и изу­чение их образа жизни, поскольку именно с большей полнотой, необходимостью и объективностью, чем в поведении, выражаются их существенные особенности. Познание образа жизни таких преступников дает возможность охватить все многообразие их жизнедеятельности, их активность, обеспе­чить системный анализ этой личности, ее формирования, поведения, связей. Образ жизни - одно из самых многогранные социальных явлений, в котором, как в фокусе, преломляются экономические и общественные, психологические и идеологические, нравственные и иные отношения людей. Подобный подход осо­бенно важен в отношении той весьма значимой части расхитителей и  воров, которые длительное время совершают корыстные преступления. Их преступное поведение не просто оказывает влияние, обычно определяющее, на образ жи­зни, но и, как правило, составляет его неотъемлемую часть.

Изучение преступного поведения и образа жизни корыстных преступников необходимо не только потому, что они являются частью проблемы личнос­ти преступника, но и как источника, участвующего в формировании этой личности. Совершение кражи или хищения, особенно ряда таких преступлений, связанное с этим активное включение в преступную среду, жизнь от одного преступления к другому, постоянная боязнь разоблачения, наконец, нахож­дение под судом и следствием, отбывание наказания в местах лишения сво­боды также влияют на личность корыстного преступника, на ее психологию, часто изменяя личность в нежелательном направлении. Влияние собственного поведения на личность тем сильнее, чем продолжительнее преступая деятельность.

Изучение личности корыстного преступника на эмпирическом уровне должно включать в себя анализ его индивидуальной жизни, условий социализации и воспитания, особенно на ранних этапах развития. Результаты по­добного изучения дают возможность прийти к теоретическим выводам, значимым в плане раскрытия причин дальнейшего преступного поведения. Это, по существу, социолого-психологическое исследование происхождения мотивов и иных субъективных детерминантов корыстных преступлений. Его полезность и целесообразность для науки убедительно продемонстрированы, например Е.Г. Самовичевым при объяснении причин насильственного поведения. Так, он особое внимание уделяет условиям семейного воспитания, отмечая, что формирование личности ребенка, совершившего в будущем на­сильственное преступление, начинается с ситуации неприятия его своими ро­дителями. Это приводит к  тому, что его потребности остаются хронически неудовлетворенными, что и влечет за собой постоянную зависимость ребенка от ситуации, в которой он находится.[21]

Непосредственную связь между семенным и школьным воспитанием и преступлением провести трудно. Верно и то, что жизнь вносит  коррективы представления и понятия личности, которые были сформированы в юношеском возрасте. Однако все внешние влияния попадают не на  пустое место, а на те особенности, которые возникли л развились в детстве. Учитывая же сенситивность, повышенную восприимчивость этого периода в жизни человека,  преуменьшать его значение не следует, тем более, что результаты многих воздействие в детстве носят непреодолимый характер.

Советский психолог П.М. Якобсон, рассматривая мотивы совершения преступлений, обоснованно указывает на то, что для их понимания необхо­димо изучить, например, то, каким было детство человека, его отрочество, юность, какие он получил жизненные впечатления, в чем они были благопри­ятными и неблагоприятными, как они влияли на формирование характера, сдержанности, на представление своем месте среди людей, на представление о своих правах и обязанностях и т.д. "Анализ направлен на то, что происхо­дил процесс формирования личности, мира, чувств, устремлений, помыслов, побуждений, чтобы понять. как он мог по определенным мотивам совершить подобный поступок. В истории его предшествующей жизни заложены причины такого поведения, в ходе его прошлой жизни заключена мотивация теперешнего поступка.[22] Думается, что эти соображения должны учиты­ваться при объяснении  любых видов преступного поведения, в том числе корыстного.

Изучение личности корыстного преступника позволяет понять те внешние социальные факторы, которые приводят к формированию ее негативных черт /антиобщественной направленности, соответствующих взглядов, представлений, ориентации и т.д./, которые, в свою очередь, становятся непосредственной причиной преступного поведения, взаимодействуя с конк­ретными жизненными ситуациями. Следовательно, поскольку человек не рож­дается, а становится преступником, можно сказать, что уголовно наказуе­мые действия обусловлены прошлыми нежелательными  влияниями и им могут способствовать актуальные условия. Однако все воздействия среды "проходят" через психику индивида, а поэтому недопустимо рассматривать его поведение лишь как результат такого воздействия ситуативного характера. Вое это дает крайне необходимым изучение как собственно личности, так и социаль­ных условий ее формирования, развития и деятельности. Не менее важен во­прос, почему данные условие породили именно такие ее нравственные и пси­хологические особенности.

Все способствующие корыстным преступлениям благоприятные ситуации действия конкретных лип, различного рода материальные соблазны и т.д. выступают лишь в качестве условий. Основная же причина преступления "находится " в самом субъекте, порождается присущими ему чертами. Даже если он поддается антиобщественным влияниям или ситуации, то де­лает это потому, что такова специфика его личности. Если было бы иначе, корыстные преступления мог бы совершить практически любой человек.

Личность корыстного преступника представляет собой чрезвычайно сложное социальное явление и в качестве такового должно выступать объектом комплексного научного  познания. При всем том, что это явление теснейшим образом  связано с корыстной преступностью и иными видами преступного поведения, иными социальными факторами, в том числе негативными, оно представляет собой самостоятельную научную проблему. Столь же закономерно  выделение проблемы насильственного преступника и некоторых других типов правонарушителей.

То, что в данной работе основное внимание уделяется психологичес­ким проблемам личности корыстного преступника отнюдь не означает отказа от системного ее познания или преувеличения роли психологических факто­ров. Дело в том, что никакие уголовно-правовые, социально-демографические, биологические, нравственные и иные особенности личности не действу­ют напрямую, минуя психологию личности. Именно психология является той ареной, тем уровнем, на котором происходит взаимодействие всех назван­ных особенностей.

Мотивы корыстных преступлений важно знать потоку, что они дают необ­ходимую информацию о том, насколько восприняты и приняты личностью нравственные и правовые нормы, охраняющие государственное, обществен­ное и личное имущество, как оценивается ею соответствующая социальная практика. Следовательно, мотивы в этом смысле представляют собой одну из форм бытия нравственных и правовых норм, способ реализации их как регуляторов человеческого поведения, а также метод самоуправляемости личности через систему устойчивых побуждений, т.е. через мотивы[23]. Моти­вы свою устойчивость проявляют именно в корыстном преступном поведении, которое очень часто продолжается длительное время, невзирая на наказа­ние или угрозу его применения. Иначе говоря, устойчивость мотивов порож­дает повторные имущественные посягательства, их рецидив.

Для современной психологии уже давно стало аксиоматичным положение о том, что «не всегда реальные мотивы осознается субъектом актуаль­но, т.е. при подготовке и выполнении действий; нередко они обнаруживают себя лишь после того, как соответствующее действие уже совершено»[24]. Очень часто мотивы не сознаются и после окончания действий. Особенно часто ускользает от человека личностный смысл планируемых, совершаемых, или уже совершенных действий. «Дело в том, что для самого субъекта осознание и достижение им конкретных целей, ов­ладение средствами и операциями действия есть способ утверждения его жизни, удовлетворения и развития его материальных и духовных, потребнос­тей, опредмеченных и трансформированных в мотивах его деятельности. Безразлично, осознаются или не осознаются субъектов мотивы, сигнализиру­ют ли о себе в форме переживаний интереса, желания или страсти; их функ­ция, взятая со стороны сознания, состоит в той, что они как бы "оцени­вают"   жизненное значение для субъекта объективных обстоятельств, прида­ют им личностный смысл, который прямо не совпадает с понимаемым объективным их значением"[25].

В этом плане не составляют исключения и мотивы многих преступлений, они часто тоже функционируют на бессознательном уровне, что находит сейчас все больнее признание среди криминологов.[26]

Личностный смысл корыстных преступлений часто не осознается, например при  совершении карманных краж, иногда хищений чужого имущества, когда субъект уже завладел значительными материальными благами, но про­должает преступную деятельность. Однако бессознательный характер мотивов отнюдь не освобождает его от уголовной ответственности, поскольку он осознает противоправность и наказуемость в уголовном порядке своих прес­тупных действий.

Необходимо отметить, что далеко не каждое корыстное преступление порождается только корыстными побуждениями, если под такими побуждения­ми понимать лишь материальную выгоду. Так авторы "Курса советской криминологи" справедливо считают, что хищения могут совершаться и из ложно понятых интересов производственной, служебной необходимости либо хозяйственной целесообразности.[27]

Личностный смысл как мотив некоторых хищений может заключаться не только в приобретении материальных благ, но и в удовлетворении какой-либо другой жизненно важной потребности. Чаще всего здесь корыстный мотив тоже имеется, однако он, как показывают проведенные психологические ис­следования, действует наряду, параллельно с другими, например, с такими, как завоевание или удержание признания и авторитета в эталонной для дан­ного лица группе.

При совершении корыстных преступлений субъект во всех случаях стремится к удовлетворению личных, хотя и не всегда корыстных потребнос­тей. Я исхожу также из того, что любое преступное поведение внутренне, субъективно детерминировано и закономерно для данного лица, хотя и имеется и другая точка зрения. Так, по мнению А.И. Долговой, существует и иной социальный тип личности – случайный преступник, чье преступное по­ведение определяется решающим воздействием крайне неблагоприятной соци­альной ситуации и которая не имеет существенный стойких личностных от­личий от тех, кто ведет себя правомерно. Отличия, таким образом, в основном касаются ситуаций, в которых оказываются лица, преступившие закон.[28]

Обсудив проблему закономерности для данного человека преступного поведения, в которой он решает свои субъективные задачи, следует отметить, что положение о случайном преступнике, а следовательно, случай­ном совершении преступления порождено тем, что оно оказалось неожидан­ным для окружающих, поскольку до этого не было информации о том, что субъект совершал какие-либо предосудительные действия. Однако личност­ные черты, приведшие к нарушению уголовно-правового запрета, могут быть глубоко скрыты, не осознаваться самим субъектом и не находить поведен­ческого выражения.

Мнение о решающем воздействии крайне неблагоприятной социальной ситуации недостаточно учитывает полученные в последние годы психологические данные о том, что имеется определенный тип личности, характер­ной особенностью которой является попадание в жесткую зависимость от актуальной ситуации. Это поведение избирательно, т. е. субъект попадает в указанную зависимость не от любой ситуации, а только от такой, которая актуализирует его глубинные и наиболее значимые, часто аффективно окрашенные переживания. Криминологией давно установлено, что из любой ситуации не может быть единственный выход в виде преступных действий, но если субъект избрал, пусть даже бессознательно, именно его, то, зна­чит, в его личности имеются черты, детерминирующие именно данное предпочтение. Противоположная точка зрения, хотя и отдаленно, но напоминает известную схему «стимул-реакция», при которой недостаточно учитывается или даже игнорируется личность.

Кроме того, следует отличать случайное совершение, например, краж от эпизодического. Действительно, человек может совершить только одну кражу, и это будет лишь  эпизодом в его жизни, в целом нетипичным для него. Однако это отнюдь не свидетельствует о той, что такой посту­пок случаен, даже если он не повторится, т.е. кража представляет собой не случайный эпизод для данного субъекта, поскольку он порожден его лич­ностными особенностями. Но взгляд на преступное поведение как закономер­ное для данного лица отнюдь не означает фатальности и неизбежности та­кого поведения. Речь идет лишь о внутренней готовности к нему, но она может и не стать реальностью.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8