Во многом подобное положение личности было характерно и для сферы уголовно-процессуальных отношений, где категории "диспозитивности", "состязательности", "уголовного иска", признаваемые в качестве ведущих начал уголовного судопроизводства практически всей системой англо-саксонского, и отчасти континентального, права, в нашем процессе и процессуальной науке неизбежно подвергались публичному остракизму, а любая попытка исследовать их априори признавалась бесплодной, научно несостоятельной и идеологически вредной. Взгляд на уголовный процесс, как на исковое производство, где движущим и определяющим началом процессуальной деятельности, является категория "обвинения-иска" (публичного - со стороны государства, отстаиваемого и поддерживаемого, как правило, прокурором; и в ряде случаев: самостоятельного, ноно, безусловнобезусловно, равного ему, частного иска - лица, потерпевшего от преступления), оказался настолько забытым, что вернуться к его рассмотрению не смогли (или не захотели?) ни разработчики концепции судебно-правовой реформы в стране, ни авторы проектов нового УПК.
В результате в процессе, а также законодательных новеллах, спешно принимаемых в последнее время, по-прежнему, доминирует публичность, а отдельные попытки ввести состязательность и диспозитивность в нашу систему процессуальных норм и отношений не приносят заметных успехов. Между тем индивидуалистическая концепция прав человека, положенная в основу Основного закона, которая зиждется на признании исключительной роли отдельного человека - как высшей социальной ценности и абсолютности его прав и свобод, производности полномочий и власти государства от прав гражданина, объективно требует пересмотра, переосмысления всей конструкции права и правовых отношений в соответствии с международно-правовыми стандартами и теми гуманными обязательствами, которые взяла на себя Россия, вступая в Совет Европы, и признавая общепризнанные нормы и принципы международного права в качестве неотъемлемой составляющей своей правовой системы (ст. 2 , ч. 4, ст. 15 Конституции РФ ).
Частная жизнь и частный интерес гражданина не могут более рассматриваться лишь как социальная категория, не имеющая правового содержания; всецело лежащая вне правовой действительности, правового регулирования, вне права. Частный интерес гражданина, несомненнонесомненно, являясь правовой категорией, объективно отражающей те или иные потребности его частной жизни, должен, наконец, быть признан официальным законом в качестве равноправного с интересом государства и общества и защищен им, в т.ч. от произвольного диктата государственной власти.
А поскольку именно в области уголовного и уголовно-процессуального права частный интерес гражданина наиболее часто игнорируется государственной властью и именно здесь государственное принуждение наиболее грубо вторгается в сферу личных, конституционных прав и свобод гражданина, здесь и лежат границы допустимости и пределов такого вмешательства. Научная разработка которых, позволит, наконец, обеспечить реальное господство права, а не произвольно установленного властью закона, и подлинный баланс интересов личности, государства и общества в столь специфической отрасли государственной деятельности.
Представляется методологически важным определиться в основных моментах такого исследования, в его концепции и узловых звеньях. На наш взгляд, кардинальное изменение взглядов на личность и ее роль в системе государственной и общественной жизни, а также реалии правовой действительности и объективные потребности практики, требуют прежде всего переосмысления таких основополагающих блоков научно-правовой теории: как теория правовых отношений, объект защиты права, сущность и содержание субъективных прав и обязанностей, принципы права, процессуальная форма и ее соответствие содержанию уголовного судопроизводства, как отрасли государственной деятельности.
Теория уголовно-правовых отношений. Субъективные права и обязанности. Интересы - как объект охраны права. Известно, что одним из краеугольных камней теории уголовно-правовых отношений является тезис о том, что:
а) данное отношение возникает в момент совершения преступления, полностью сформировавшимися, и уже в этот момент объективно предполагает "наличие уголовно-правовой нормы (уголовного закона), юридического факта, порождающего правоотношение, субъектов, объекта и содержание.
б) субъектами этого отношения являются, с одной стороны, преступник, с другой, государство, ибо преступник, совершив преступление, "ставит себя в определенное отношение не к суду и прокуратуре, ...а к государству, которое всегда и везде выступает и действует не иначе, как через свои органы.
в) объектом указанных отношений выступает уголовная ответственность за содеянное, а содержанием: в статике правовых отношений - субъективные права и обязанности его субъектов, в динамике (в развитии, реализации) - взаимодействие лиц, реализующих субъективные права и выполняющих возложенные на них юридические обязанности.
Таким образом, "схема" возникновения и реализации уголовно-правовых отношений выглядит предельно простой и логичной, ибо уже в момент совершения преступления, на лице его совершившем (как на фактическом субъекте указанных отношений), лежит юридическая обязанность ответить за деяние, подвергнуться за него осуждению, наказанию и судимости. Аналогичное положение обязанного субъекта в правовом отношении занимает и государство. Выступая в качестве управомоченного субъекта, наделенного властными полномочиями, государство (в лице своих органов) обязано, а не вправе возбудить уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления и принять все предусмотренные законом меры к установлению события преступления, лиц, виновных в его совершении и их наказанию. Реализовать себя уголовно-правовое отношение (а равно и уголовная ответственность) могут лишь в рамках уголовного судопроизводства, т.к. процесс есть форма жизни закона, проявление его внутренней жизни. И потому публичность (в основе которой также лежит обязанность; ст. 3 УПК ) жестко детерминирует нормы и институты уголовно-процессуального права, требуя, чтобы "каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию (ст. 2 УПК), а в каждом случае обнаружения признаков преступления - было возбуждено уголовное дело и проведено расследование (ст. 3 УПК). Личному усмотрению того или иного частного лица нет места в структуре указанных отношений, всецело публичных, инквизиционных по сути и содержанию.
Однако в этой "схеме" реализации уголовно-правовых отношений, все же имеется один, но, представляется, достаточно трудно объяснимый с публичных позиций момент, который не "вписывается" в указанную систему тезисов, аргументов и выводов.
Так, если и далее последовательно полагать, что в силу одного факта совершения преступления и возложенных на них в уголовно-правовом отношении субъективных прав и обязанностей, компетентные государственные органы обязаны в каждом случае обнаружения признаков преступления возбуждать уголовное дело и приступать к расследованию (с целью реализации задач уголовного судопроизводства и своих всецело публичных прав и обязанностей), то как объяснить бездействие указанных органов в тех ситуациях, когда в реальности совершаются преступления, отнесенные к категории дел частного и частно-публичного обвинения (ст. 27 УПК)? Дел, по которым возбуждение процесса, а по делам частного обвинения и его возможный исход, зависят от воли и усмотрения не государства, а частного лица; где реализация уголовно-правовых отношений и самой уголовной ответственности ставится в зависимость от мнения и позиции частного лица, потерпевшего от преступления.
В силу каких объективных причин государство не выполняет, возложенных на него в уголовно-правовом отношении, и всецело публичных обязанностей по возбуждению уголовного дела, изобличению и наказанию виновного? Почему оно, являясь столь авторитарным субъектом указанных отношений, слепо следует воле потерпевшего и прекращает уголовный процесс и реализацию уголовно-правовых отношений (а равно и уголовной ответственности) в случае примирения потерпевшего с обвиняемым (п. 6 ст. 5 УПК)? Почему основным вопросом процесса (об уголовной ответственности виновного) фактически распоряжается не всесильное государство, а частное лицо, впервые оказавшись "хозяином" процесса? И кто же, с учетом сказанного (государство или пострадавший), является реальным субъектом указанных отношений; и чьи субъективные права и обязанности определяют в этой правовой ситуации их реальное содержание, развитие и прекращение? Думается, что схема правовых отношений с субъектным составом: "государство - преступник" и все связанные с ней рассуждения справедлива лишь для тех преступных деяний, где непосредственным объектом преступного посягательства (и правовой охраны) выступают государственные или общественные интересы, либо интересы гражданина, охраняемые государством в особом, публичном порядке. Именно здесь государство не только вправе, но и обязано выполнить свою публичную функцию по охране и защите как самого себя, так и законопослушных членов гражданского общества, добровольно делегировавших ему для этого часть своих прав и свобод. Исключительно в этой ситуации, используя всю мощь и принудительную силу своего аппарата, государство обязано установить лицо, совершившее преступление, полно, всесторонне и объективно доказать его виновность перед обществом и судом и справедливо воздать за содеянное. Поэтому более чем справедливо, что воля и действия государства здесь носят публичный характер и, следовательно, не могут и не должны зависеть от чьего-либо иного усмотрения, воли или желания.
Но все кардинально меняется там, где объектом преступного посягательства является частный интерес, частные права гражданина, не затрагивающие прав и интересов государства и общества. Здесь нет места для рассмотренной схемы, т.к. гражданин, являясь в правовом отношении равным государству, и осознавая самодовлеющую ценность своих прав и свобод, вправе самостоятельно решить, как и в каком порядке ему отстаивать свой нарушенный интерес. Обращаться или не обращаться ему к государству за защитой своего нарушенного права, либо решить спор частным образом, не прибегая к услугам репрессивных государственных органом. Законный интерес личности в названной ситуации не нуждается в присвоении ему титула публичного. Он сам по себе представляет ценность, которая в любом случае должна рассматриваться как отнюдь не меньшая, чем ценность общественного интереса.
Этот подход характерен для развития мировой системы права, основу которой составляет правовой институт диспозитивности. Властно-распорядительные полномочия государства в ней сведены к минимуму, и в области уголовного судопроизводства действует разумный баланс интересов государства и личности. По пути приоритета прав и свобод личности развивается в настоящее время законодательство ряда Скандинавских стран. Последний же означает верховенство индивида над государством и обществом, т.к. права и свободы личности ставят пределы для государственной власти. Опосредованно из этих же положений исходит и Конституция РФ. Следовательно, в тех ситуациях, когда объектом преступного посягательства является частный интерес, частные права гражданина, в объективной реальности возникает и существует уголовно-правовое отношение с субъектным составом: "потерпевший - преступник," а не "государство - преступник". Содержание и реализация которого изначально предопределено частными правами одного из его субъектов (пострадавшего). Поэтому в этом отношении обязанности преступника дать ответ за совершенное преступление корреспондирует право (не обязанность!) потерпевшего на уголовный иск. Право, заключающееся в требовании к государству (в лице его органов) об уголовном преследовании виновного, привлечении его к уголовной ответственности.
Реализация данного отношения полностью зависит от воли и усмотрения пострадавшего. Государство не должно вмешиваться в чисто субъективный фактор выбора решения последним. Только в том случае, если гражданин обращается к управомоченным государственным органам с требованием о привлечении к уголовной ответственности лиц, совершивших деяния, признаваемые уголовным законом преступлением, у государства возникает обязанность защитить гражданина, "включить" механизм уголовного судопроизводства как единственно законное средство реализации уголовной ответственности. Но у потерпевшего, вплоть до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора, сохраняется право на примирение с обвиняемым.
Добровольно отказываясь от иска, он считает свой спор исчерпанным, а право восстановленным. У государства в этой ситуации нет и не может быть правовых претензий к лицу, совершившему преступление, ибо его права и интересы здесь не нарушены, а спорное правоотношение (и право требования, право иска) принадлежит не ему, а другому, равному ему субъекту права. В этой ситуации в объективной реальности нет материальных и правовых предпосылок для публичного продолжения процесса. Исходя из чего он должен быть прекращен, как полностью исчерпавший себя в рамках данного спора. Участие прокурора на стороне потерпевшего, либо возбуждение им уголовного дела по собственной инициативе здесь ничего не меняет, так как в этом процессе он отстаивает и защищает не государственный, не публичный, а частный интерес. Законодательные новеллы от 16.07.93 г. тонко отметили эту особенность в правомочиях прокурора, обусловив прекращение уголовного дела в суде присяжных, ввиду отказа прокурора от обвинения, согласием потерпевшего (ч. 2 ст. 430 УПК). Впервые исход процесса поставлен в зависимость от воли и желания частного лица. Законодатель не признает этого прямо, однако в названной норме налицо исковой характер спора. Причем правомочие на распоряжение иском принадлежит потерпевшему, а не прокурору или суду.
Объективно необходимое разграничение частного и публичного интереса, как основания начала процесса, требует, наконец, определиться в вопросе о томтом, чей интерес охраняет та или иная норма материального права и чей интерес соответственно детерминирует структуру и содержание уголовно-правовых отношений, возникших в связи с посягательством на эту норму. Без правильного решения этого кардинального вопроса, бессмысленно исследовать основания, формы и пределы вмешательства государства в частную жизнь гражданина посредством процедуры уголовного судопроизводства, определять пределы такого вмешательства и его адекватные процессуальные формы, ибо цель процесса, его формы и содержание объективно обусловлены тем или иным интересом.
Вопрос о действительных целях и задачах уголовного судопроизводства, целях правосудия и их соотношении является одним из наиболее сложных и дискуссионных в теории уголовно-процессуальной науки. Между тем, категория цели процесса диалектически связана с социальным назначением права, его формой, функциями, принципами, сущностью и содержанием норм и институтов.
Полагаю, что в соответствии со ст. 2 Конституции РФ целью всей правовой системы, а, следовательно, и уголовного судопроизводства, в настоящее время, является прежде всего охрана личности, ее прав и свобод, собственности и, конечно, интересов государства и общества. Именно эта цель должна служить правовым и нравственным ориентиром для органов и лиц, ведущих процесс, в тех правовых ситуациях, когда гражданин или государство (как равные субъекты правовых отношений) обращаются за защитой своих нарушенных интересов, прав и свобод средствами материального и процессуального права. Именно эта ясная цель должна пронизывать всю деятельность органов и лиц, ведущих уголовный процесс; детерминировать собой сущность и содержание этой деятельности, ее результаты и возможный исход. Реализации этой цели должно быть подчинено и осуществление задач уголовного судопроизводства: по быстрому и полному раскрытию преступлений, изобличению виновных и установлению объективной истины с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден (ст. 2 УПК).
Подобное понимание целей и задач уголовного судопроизводства делает внутренне связанной и логически непротиворечивой всю деятельность органов и лиц, ведущих процесс, и не только наполняет ее содержание социальным и нравственным смыслом, но и позволяет сбалансировать в публичном уголовном процессе частный интерес потерпевшего от преступления и официальный (публичный) интерес государства и общества.
Безусловно, гражданское общество вправе рассчитывать на защиту своих интересов, прав и свобод в тех правовых ситуациях, когда преступное деяние посягает на государственный или общественный интерес. Для обособленного усмотрения частного лица здесь нет правовых и нравственных оснований. Публичная природа нарушенного интереса и публичный уголовный иск с требованием об установлении и наказании виновного, возбуждаемый от имени государства и общества, и справедливо поддерживаемый государственным обвинителем, объективно требуют публичной уголовно-процессуальной деятельности по возбуждению, расследованию и судебному рассмотрению этого уголовного дела.
Налицо правовой спор между государственной властью, требующей установления и наказания виновного, и подсудимым, обвиненным этой властью в совершении преступления, охраняемого в публичном порядке. В полном соответствии со ст. 2 Конституции РФ государственный обвинитель требует от суда надлежащей защиты государственного и общественного интереса, полагая что истина по делу установлена, виновность доказана и суд, в рамках предоставленных ему полномочий, просто обязан разрешит вопрос о виновности (или невиновности) подсудимого и мере его ответственности за содеянное. Роль потерпевшего в этом процессе (если он, конечно, имеется) вторична, производна от роли прокурора, как органа государства, которому граждане делегировали часть своих права и свобод и их защиту. Его обвинение носит здесь вспомогательный (субсидиарный) характер, т.к. государственный обвинитель, обвиняя от имени государства и общества, одновременно обвиняет и от имени потерпевшего. Требуя защиты государственного и общественного интереса, он одновременно защищает и интерес частного лица, который в этой ситуации, как правило, совпадает с государственным или общественным интересом, но все же потенциально учитывается законодателем и судом. Более того, этот потенциальный интерес потерпевшего из субсидиарного способен воплотиться (переродиться) в основной, в тех правовых ситуациях, когда прокурор отказывается от обвинения в рамках судебного разбирательства (ст. 430 УПК), т.к. несмотря на подобный отказ, если потерпевший настаивает на защите своих интересов и берет функцию обвинения на себя; когда правовой спор остается в наличии и цель процесса не не исчерпала себя, суд просто обязан продолжить рассмотрение дела, установить объективную истину, и на ее основе постановить либо обвинительный приговор - и, тем самым, защитить личность, потерпевшую от преступления, либо оправдательный приговор - защитив подсудимого от необоснованного обвинения. И в том и в другом случае цель процесса будет реализованной. Личность - обрела адекватную защиту средствами процесса и правосудия, а суд - выполнил свое предназначение в правовом государстве.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
