по словам Данзаса, в 1837 г. начинался кустарник и
потом лес, который продолжался параллельно во
всю длину Ланской дороги. В недальнем
расстоянии от забора он указал мне место, где
происходила дуэль. В наш приезд, в 1858 г.,
кустарника этого мы уже не нашли, он вырублен, и
земля разделена; оставалось только около канавок
несколько молодого березняка, занесенного
снегом.
На этих днях (июнь 1880 г.) я опять посетил
место дуэли Пушкина. Место это желающие могут
найти следующим образом: от чернореченского
пешеходного моста, по коломягской дороге, на
протяжении 148 сажен, по правой стороне --
огороды Мякишева (по левой -- комендантские
дачи); от огородов Мякишева, где кончается забор,
нужно отмерить 75 сажен далее по той же
коломягской дороге, до второй от забора канавы,
идущей вправо от дороги (всего до этого пункта от
Черной Речки 223 саж.); потом, свернув с дороги
вправо по второй канаве, на которой стоят три
березы, и отмерив от дороги ровно 38 сажен, что
придется как раз до третьей березы, около которой
вправо есть лощина в 25 шагов длины и ширины.
На этой-то лощине, не представляющей никаких
признаков лесной растительности, и был, по
указанию секунданта Пушкина, смертельно ранен
Пушкин (см. рис. 6).
Я. А. ИСАКОВ. Голос, 1880, 5 июня, № 155.
Хотя г. Исаков даже опубликовал план места
поединка вправо от коломягской дороги, пройдя
комендантскую дачу, но это указание не особенно
твердо, потому что трудно верить, чтобы дуэль
состоялась на открытой поляне вблизи от дороги и
в снежное время. Напротив, большая часть
местных старожилов указывает на
противоположную сторону, т. е. влево от дороги, к
числу лиц, знакомых с этим местом, принадлежит и
арендатор огорода вблизи комендантской дачи по
Черной Речке № 5, В. Д. Мякишев, который
указывает тот пень большого дерева, в четырех
шагах от которого стоял Пушкин.
ДМ. ЛОБАНОВ. Пушкин и Гоголь.
Петербургская Газета, 1880, № 113.
Вас. Дм. Мякишев, арендатор огородов
Комендантской дачи, указал мне действительное
место, где был смертельно ранен Пушкин. Сначала
я было усомнился, так как указание совершенно не
совпадало с указанием г. Исакова, но по
дальнейшим расспросам вполне убедился в
истинности его слов. С двадцатых еще годов
Мякишевы арендуют земли Комендантской дачи.
Отец настоящего арендатора, Дм. Мякишев, был
современник дуэли Пушкина и жил всего в
нескольких стах шагах от рокового места. Сын
рассказывал со слов отца следующее: было дело
это в январе месяце; прибежал к старику Мякишеву
впопыхах дворник Комендантской дачи Матвей
Фомин и сказал, что за комендантским гумном
какие-то господа стрелялись. Старик выбежал на
улицу и увидел, что какого-то господина вели двое
под руки, посадили в карету и повезли в город.
Сейчас же он по следам, -- -так как по снегу были
следы, -- пошел на то место, где стрелялись за
комендантским гумном, на дорожке, которая шла
через огород, возле березы, от которой ныне
остался только пень. Отец Мякишева много раз
указывал детям это место, и потому они забыть его
не могли. В. Д. Мякишев добавляет, что так как
дорожка к месту поединка шла кружно, около сарая
и гумна, и вести по ней же назад раненого было бы
слишком для него мучительно и долго, то господа
повели его прямо, как видно было по следам и
крови, целиком к дороге, куда подъехала карета,
изгородь же, которая здесь была, -- чтобы пройти,
разобрали.
Сравнивая расположение места, указанного
Мякишевым, с местом, указанным г. Исаковым,
нельзя не видеть, что первое (второе?) находится
слишком близко к Коломягской дороге и поэтому
едва ли могло быть избрано для поединка, тогда
как место, указанное Мякишевым, совершенно
было в стороне и закрыто от дороги гумном и
сараем, и при этом имело то преимущество, что на
самой Комендантской даче никто зимою, кроме
дворника, не жил. Справедливость слов Мякишева
подтверждается еще и показаниями Максима
Фомина, который во время дуэли был у дворника
Комендантской дачи Матвея Фомина, ныне уже
умершего, и рассказывает, что видел, как господа
выходили из указанной местности и вели под руки
раненого.
В. Я. РЕЙНГАРД. Где настоящее место дуэли
Пушкина? Нива, 1880, № 26, стр. 514. (В этом же
номере -- рисунок Рейнгарда, изображающий место
дуэли.)
У комендантской дачи нашли карету,
присланную на всякий случай бароном
Геккереном, отцом. Дантес и д`Аршиак
предложили Данзасу отвезти в ней в город раненого
поэта. Данзас принял это предложение, но
отказался от другого, сделанного ему в то же время
Дантесом, предложения скрыть участие его в дуэли.
Не сказав, что карета была барона Геккерена,
Данзас посадил в нее Пушкина и, сев с ним рядом,
поехал в город. Во время дороги Пушкин держался
довольно твердо; но чувствуя по временам
сильную боль, он начал подозревать опасность
своей раны.
Пушкин вспомнил про дуэль общего знакомого
их офицера Московского полка Щербачева,
стрелявшегося с Дороховым, на которой Щербачев
был смертельно ранен в живот, и, жалуясь на боль,
сказал Данзасу: "я боюсь, не ранен ли я так, как
Щербачев". Он напомнил также Данзасу и о своей
прежней дуэли в Кишиневе с Зубовым. Во время
дороги Пушкин в особенности беспокоился о том,
чтобы по приезде домой не испугать жены, и давал
наставления Данзасу, как поступить, чтобы этого
не случилось.
А. АММОСОВ, 26.
Карета медленно подвигалась на Мойку, к
Певчевскому мосту. Раненый чувствовал жгучую
боль в левом боку, говорил прерывистыми
фразами и, мучимый тошнотою, старался
преодолеть страдания, возвещавшие близкую,
неизбежную смерть. Несколько раз принуждены
были останавливаться, потому что обмороки
следовали довольно часто один за другим, и
сотрясение пути ослабляло силы больного.
П. В. АННЕНКОВ. Материалы. 420.
Дядя Лев (Пушкин) привел моей матери (О. С.
Павлищевой) следующее, слышанное им на
Кавказе, обстоятельство, достоверность которого
требует, однако, подтверждения: будто бы Геккерен
старший в день поединка поехал к Комендантской
даче в наемной карете, а не в своей, опасаясь быть
узнанным публикой. Затем, приказав кучеру
остановиться не на особенно далеком расстоянии
от места поединка, выслал якобы на
рекогносцировку своего камердинера и, получив
донесение последнего о страшном результате,
отослал экипаж с этим лицом для одного из
раненых соперников; сам же, будто бы, нанял
проезжавшего извозчика, на котором и ускакал
путями окольными, не желая подвергаться
любопытным взглядам.
Л. Н. ПАВЛИЩЕВ. Кончина Пушкина. СПб.,
1899, стр. 26.
Кн. Вяземский, с одним знакомым своим
Ленским, гуляя по Невскому, встречают старика
Геккерна в извозщичьих санях. Их удивило, что
посланник едет в таком экипаже. Заметя их, он
вышел из саней и сказал им, что гулял далеко, но
вспомнил, что ему надо написать письма, и, чтобы
скорее поспеть домой, взял извозчика. После они
узнали, что он ехал с Черной Речки, где ждал, чем
кончится поединок. Пушкина, как более тяжело
раненного, повезли домой в карете Геккерена.
Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.
Рус. Арх.. 1888, II, 305.
Дети Пушкина в четыре часа пополудни были у
кн. Мещерской (дочери Карамзина), и мать за ними
сама заезжала.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ. П-н и
его совр-ки, VI, 48.
Все мы, его знакомые, узнали об общем
несчастии нашем, лишь тогда, когда уже удар
совершился. Предварительно никому ничего не
было известно. Он мне за несколько недель
рассказывал только, что к молодому Геккерену он
посылал такие записочки, которые бы могли
другого заставить драться, но что он отмалчивался.
После этого и свадьба совершилась. Узнав об этом,
я предал совершенному забвению все прежнее. В ту
самую минуту, когда из кареты внесли его
раненного, я заехал к нему с тем (это было вечером,
в 8-м часу), чтобы взять его к себе, что и прежде по
средам иногда я делал.
П. А. ПЛЕТНЕВ - В. Г. ТЕПЛЯКОВУ, 29 мая
1837 г. Истор. Вестн., 1887, т. 29, стр. 21.
Пушкин жил на Мойке в нижнем этаже дома
Волконского. У подъезда Пушкин просил Данзаса
выйти вперед, послать людей вынести его из
кареты и, если жена его дома, то предупредить ее и
сказать, что рана не опасна.
В передней люди сказали Данзасу, что Натальи
Николаевны не было дома, но когда Данзас сказал
им, в чем дело, и послал их вынести раненого
Пушкина из кареты, они объявили, что госпожа их
дома. Данзас через столовую, в которой накрыт уже
был стол, и гостиную пошел прямо без доклада в
кабинет жены Пушкина. Она сидела со своей
старшей незамужней сестрой Александрой
Николаевной Гончаровой. Внезапное появление
Данзаса очень удивило Наталью Николаевну, она
взглянула на него с выражением испуга, как бы
догадываясь о случившемся.
Данзас сказал ей, сколько мог покойнее, что
муж ее стрелялся с Дантесом, что хотя ранен, но
очень легко. Она бросилась в переднюю, куда в то
время люди вносили Пушкина на руках.
Увидя жену, Пушкин начал ее успокаивать,
говоря, что рана его вовсе не опасна, и попросил
уйти, прибавив, что как только его уложат в
постель, он сейчас же позовет ее. Она, видимо,
была поражена и удалилась как-то бессознательно.
А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА, стр. 27.
Его привезли домой; жена и сестра жены,
Александрина, были уже в беспокойстве; но только
одна Александрина знала о письме его к отцу
Геккерна. Он закричал твердым и сильным
голосом, чтобы жена не входила в кабинет его, где
его положили, и ей сказали, что он ранен в ногу.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 28
января 1837 г. П-н и его совр-ка, VI, 50.
Жена встретилась в передней -- дурнота --
n`entrez pas//не входи (фр.) //. Его положили на
диван. Горшок. Раздели. Белье сам велел, потом
лег. У него все был Данзас. Жена вошла, когда он
был одет и когда уже послали за Арендтом.
В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.
Щеголев, 285.
Домой возвратились в шесть часов. Камердинер
взял его на руки и понес на лестницу. -- Грустно
тебе нести меня? -- спросил у него Пушкин. Бедная
жена встретила его в передней и упала без чувств.
Его внесли в кабинет; он сам велел подать себе
чистое белье; разделся и лег на диван,
находившийся в кабинете. Жена, пришедши в
память, хотела войти; но он громким голосом
закричал: n`entrez pas, ибо опасался показать ей
рану, чувствуя сам, что она была опасною. Жена
вошла уже тогда, когда он был совсем раздет.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.
Шеголев, 173.
Между тем, Данзас отправился за доктором.
Сначала поехал к Арендту, потом к Соломону; не
застав дома ни того, ни другого, оставил им
записки и отправился к доктору Персону; но и тот
был в отсутствии. Оттуда, по совету жены Персона,
Данзас поехал в Воспитательный дом, где, по
словам ее, он мог найти доктора наверное.
Подъезжая к Воспитательному дому, Данзас
встретил выходившего из ворот доктора Шольца.
Выслушав Данзаса, Шольц сказал ему, что он, как
акушер, в этом случае полезным быть не может; но
что сейчас же привезет к Пушкину другого доктора.
Вернувшись назад, Данзас нашел Пушкина в его
кабинете, уже раздетого и уложенного на диване;
жена его была с ним.
А. АММОСОВ, стр. 28.
(В седьмом часу веч. 27 янв.). Прибывши к
больному с доктором Задлером, которого я дорогой
сыскал, взошли в кабинет больного, где нашли его
лежащим на диване и окруженным тремя лицами,
-- супругою, полковником Данзасом и г-м
Плетневым. Больной просил удалить и не
допустить при исследовании раны жену и прочих
домашних. Увидев меня, дал мне руку и сказал:
-- Плохо со мною!
Мы осматривали рану, и г. Задлер уехал за
нужными инструментами. Больной громко и ясно
спрашивал меня:
-- Что вы думаете о моей ране? Я чувствовал
при выстреле сильный удар в бок, и горячо
стрельнуло в поясницу, дорогою шло много крови,
-- скажите мне откровенно, как вы рану находите?
-- Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная.
-- Скажите мне, -- смертельная?
-- Считаю долгом вам это не скрывать, -- но
услышим мнение Арендта и Саломона, за
которыми послано.
-- Спасибо! Вы поступили со мною, как
честный человек, -- при сем рукою потер он лоб. --
Нужно устроить свои домашние дела.
Через несколько минут сказал:
-- Мне кажется, что много крови идет? Я
осмотрел рану, но нашлось, что мало, и наложил
новый компресс.
-- Не желаете ли вы видеть кого-нибудь из
близких приятелей?
-- Прощайте, друзья, -- сказал он, глядя на
библиотеку. -- Разве вы думаете, что я час не
проживу?
-- О, нет, не потому, но я полагал, что вам
приятнее кого-нибудь из них видеть... Г-н Плетнев
здесь.
-- Да, но я бы желал Жуковского. Дайте мне
воды, меня тошнит.
Я трогал пульс, нашел руку довольно холодною,
-- пульс малый, скорый, как при внутреннем
кровотечении; вышел за питьем и чтобы послать за
г. Жуковским; полковник Данзас взошел к
больному. Между тем приехали Задлер, Арендт,
Саломон, -- и я оставил больного, который
добродушно пожал мне руку.
Доктор ШОЛЬЦ. Щеголев, 195.
Когда Задлер осмотрел рану и наложил
компресс, Данзас, выходя с ним из кабинета,
спросил его: опасна ли рана Пушкина. -- "Пока еще
ничего нельзя сказать", -- отвечал Задлер. В это
время приехал Арендт, он также осмотрел рану.
Пушкин просил его сказать откровенно: в каком он
его находит положении, и прибавил, что какой бы
ответ ни был, он его испугать не может, но что ему
необходимо знать наверное свое положение, чтобы
успеть сделать некоторые нужные распоряжения.
-- Если так, -- отвечал ему Арендт, -- то я должен
вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к
выздоровлению вашему я почти не имею надежды.
Пушкин благодарил Арендта за откровенность
и просил только не говорить жене.
А. АММОСОВ, 29.
(В начале восьмого часа веч.). В доме больного
я нашел докторов Арендта и Сатлера.
-- Что, плохо! -- сказал мне Пушкин, подавая
руку.
Я старался его успокоить. Он сделал рукою
отрицательный знак, показывавший, что он ясно
понимал опасность своего положения.
-- Пожалуйста, не давайте больших надежд
жене, не скрывайте от нее в чем дело, она не
притворщица; вы ее хорошо знаете; она должна все
знать. Впрочем, делайте со мною, что вам угодно, я
на все согласен и на все готов.
Врачи, уехав, оставили на мои руки больного.
Он исполнял все врачебные предписания. По
желанию родных и друзей Пушкина, я сказал ему об
исполнении христианского долга. Он тот же час на
то согласился.
-- За кем прикажете послать? -- спросил я.
-- Возьмите первого, ближайшего священника,
-- отвечал Пушкин.
Послали за отцом Петром, что в Конюшенной.
Больной вспомнил о Грече<1. -- Если увидите
Греча, -- молвил он, -- кланяйтесь ему и скажите,
что я принимаю душевное участие в его потере.
Доктор И. Т. СПАССКИЙ. Последние дни А. С.
Пушкина. Щеголев, 197.
<1У Греча умер от скоротечной чахотки его
сын-студент, талантливый юноша. Похороны его
происходили в день дуэли Пушкина, утром этого
дня Пушкин получил пригласительный билет на
похороны.
В 8 часов вечера возвратился доктор Арендт.
Его оставили с больным наедине. В присутствии
доктора Арендта прибыл и священник. Он скоро
отправил церковную требу; больной исповедался и
причастился Св. Тайн.
Д-р И. Т. СПАССКИЙ. Щеголев, 197.
Он исполнил долг христианина с таким
благоговением и таким глубоким чувством, что
даже престарелый духовник его был тронут и на
чей-то вопрос по этому поводу отвечал: -- "Я стар,
мне уже недолго жить, на что мне обманывать? Вы
можете мне не верить, когда я скажу, что я для себя
самого желаю такого конца, какой он имел".
Кн-ня ЕК. И. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА. Я.
Грот, 261 (фр.).
Священник говорил мне после со слезами о нем
и о благочестии, с коим он исполнил долг
христианский, Пушкин никогда не был esprit
fort//вольнодумец (фр.) //, по крайней мере, не был
им в последние годы жизни своей: напротив, он
имел сильное религиозное чувство: читал и любил
читать евангелие, был проникнут красотою многих
молитв, знал их наизусть и часто твердил их.
Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- Д. В. ДАВЫДОВУ<1 5
февраля 1837 г. Рус. Стар., 1875, т. XIV, 92.
<1Письмо до последнего времени считалось
адресованным А. Я. Булгакову. М. К. Светлова
убедительно доказала, что адресат -- Д. В. Давыдов.
(Моск. пушкинист. № 2, 1930, стр. 155 -- 162).
Когда я вошел к Пушкину, он спросил, что
делает жена? Я отвечал, что она несколько
спокойнее.
-- Она, бедная, безвинно терпит и может еще
потерпеть во мнении людском, -- возразил он; -- не
уехал еще Арендт?
Я сказал, что доктор Арендт еще здесь. --
Просите за Данзаса, за Данзаса, он мне брат.
Желание Пушкина было передано д-ру Арендту, и
лично самим больным повторено. Доктор Арендт
обещал возвратиться к 11 часам.
Необыкновенное присутствие духа не оставляло
больного. От времени до времени он тихо
жаловался на боль в животе, и забывался на
короткое время.
Прощаясь, Арендт объявил Пушкину, что, по
обязанности своей, он должен доложить обо всем
случившемся государю. Пушкин ничего не
возразил против этого, но поручил только Арендту
просить от его имени государя не преследовать его
секунданта. Уезжая, Арендт сказал провожавшему
его в переднюю Данзасу; -- Штука скверная, он
умрет.
Один за другим начали съезжаться к Пушкину
друзья его: Жуковский, князь Вяземский, граф М.
Ю. Вьельгурский, князь П. И. Мещерский, П. А.
Валуев, А. П. Тургенев, родственница Пушкина,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
