Рефераты. Последние годы жизни А.С.Пушкина






для ее посетителей; тех же, кто приходили

поклониться телу Пушкина, вели по узенькой,

грязной лестнице в комнату, где вероятно жила

прислуга, и которую наскоро приубрали; возле

находилась комната в два окна, похожая на

лакейскую, и тут лежал Пушкин. Обстановка эта

меня возмутила.

(Е. А. ДРАШУСОВА). Рус. Вестн., 1881, т. 155,

стр. 155.

На другой день после смерти Пушкина тело его

выставлено было в передней комнате перед

кабинетом... Парадные двери были заперты,

входили и выходили в швейцарскую дверь,

узенькую, вышиною в полтора аршина; на этой

дверке написано было углем: Пушкин. 31 января, в

два часа поутру, я вошел на крыльцо; из маленькой

двери выходил народ; теснота и восковой дух,

тишина и какой-то шепот. У двери стояли

полицейские солдаты. Я взошел по узенькой

лестнице... Во второй комнате стояли ширмы,

отделявшие вход в комнаты жены; диван, стол, на

столе бумага и чернильница. В следующей комнате

стоял гроб, в ногах читал басом чтец в черной ризе,

в головах живописец писал мертвую голову.

Теснота. Трудно было обойти гроб. Я посмотрел на

труп, он в черном сюртуке. Черты лица резки,

сильны, мертвы, жилы на лбу напружинились,

кисть руки большая, пальцы длинные, к концу

узкие.

К. Н. ЛЕБЕДЕВ. Из записок сенатора. Рус. Арх.,

1910, II, 369 -- 370.

Греч получил строгий выговор от Бенкендорфа

за слова, напечатанные в "Северной Пчеле":

"Россия обязана Пушкину благодарностью за 22-х

летние заслуги его на поприще словесности" (№

24). Краевский, редактор "Литературных

Прибавлений к Русскому Инвалиду", тоже имел

неприятности за несколько строк, напечатанных в

похвалу поэту. Я получил приказание вымарать

совсем несколько таких же строк, назначавшихся

для "Библиотеки для Чтения".

И все это делалось среди всеобщего участия к

умершему, среди всеобщего глубокого сожаления.

Боялись -- но чего?

А. В. НИКИТЕНКО. Записки и дневник, т. I, стр.

284.

В первые дни после гибели Пушкина

отечественная печать как бы онемела: до того был

силен гнет над печатью своенравного опекуна над

великим поэтом -- графа А. X. Бенкендорфа.

Цензура трепетала перед шефом жандармов,

страшась вызвать его неудовольствие -- за

поблажку в пропуске в печать -- слов сочувствия к

Пушкину. В одной лишь газете: "Литературные

прибавления к "Рускому Инвалиду", -- Андрей

Александрович Краевский, редактор этих

прибавлений, поместил несколько теплых, глубоко

прочувствованных слов. Вот они ("Литературные

прибавления", 1837 г., № 5):

Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин

скончался, скончался во цвете лет, в середине

своего великого поприща!.. Более говорить о сем

не имеем силы, да и не нужно; всякое русское

сердце знает всю цену этой невозвратимой потери и

всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин!

наш поэт! наша радость, наша народная слава!..

Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К

этой мысли нельзя привыкнуть! 29-го января 2 ч.

45м. по полудни.

Эти немногие строки вызвали весьма

характерный эпизод.

А. А. Краевский, на другой же день по выходе

номера газеты, был приглашен для объяснений к

попечителю С.-Петербургского учебного округа

князю М. А. Дундукову-Корсакову, который был

председателем цензурного комитета. Необходимо

заметить, что Краевский состоял тогда на службе в

министерстве народного просвещения, именно

помощником редактора журнала министерства и

членом археограф. комиссии, будучи, таким

образом, вдвойне зависимым от министерства.

-- Я должен вам передать, -- сказал попечитель

Краевскому, -- что министр (Сергей Семенович

Уваров) крайне, крайне недоволен вами! К чему эта

публикация о Пушкине? Что это за черная рамка

вокруг известия о кончине человека не чиновного,

не занимавшего никакого положения на

государственной службе? Ну, да это еще куда бы ни

шло! Но что за выражения! "Солнце поэзии!!"

Помилуйте, за что такая честь? "Пушкин

скончался... в средине своего великого поприща!"

Какое это такое поприще? Сергей Семенович

именно заметил: разве Пушкин был полководец,

военачальник, министр, государственный муж?!

Наконец, он умер без малого сорока лет! Писать

стишки не значит еще, как выразился Сергей

Семенович, проходить великое поприще! Министр

поручил мне сделать вам, Андрей Александрович,

строгое замечание и напомнить, что вам, как

чиновнику министерства народного просвещения,

особенно следовало бы воздержаться от таковых

публикаций.

(П. А. ЕФРЕМОВ). Рус. Стар., т. 28, 1880, 536.

(Сообщ. част. обр.). По случаю кончины А. С.

Пушкина, без всякого сомнения, будут помещены в

московских повременных изданиях статьи о нем.

Желательно, чтобы при этом случае как с той, так и

с другой стороны соблюдаема была надлежащая

умеренность и тон приличия. Я прошу ваше

сиятельство обратить внимание на это и приказать

цензорам не дозволять печатания ни одной из

вышеозначенных статей без вашего

предварительного одобрения,

С. С. УВАРОВ (мин. нар. просв.) -- гр. С. Г.

СТРОГАНОВУ (попечителю Московского округа),

1 февр. 1837 г. Щукинский Сборник, I, 298.

Смирдин сказывал, что со дня кончины его

продал он уже на 40 тыс. его сочинений. Толпа с

утра до вечера у гроба.

А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв.

1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 61.

Студенты желали в мундирах быть на

отпевании; их не допустят, вероятно. Также и

многие департаменты, напр., духовных дел

иностранных исповеданий. Одна так называемая

знать наша или высшая аристократия не отдала

последней почести гению русскому; почти никто

из высших чинов двора, из генерал-адъютантов и

пр. не пришел ко гробу Пушкина... Жена в ужасном

положении; но иногда плачет. С каким нежным

попечением он о ней в последние два дня

заботился, скрывая от нес свои страдания.

А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 1 февр.

1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 66.

Вынос тела почившего в церковь должен был

состояться вчера днем, но чтобы избежать

манифестации при выражении чувств,

обнаружившихся уже в то время, как тело было

выставлено в доме покойного, -- чувств, которые

подавить было бы невозможно, а поощрять их не

хотели, -- погребальная церемония была совершена

в час пополуночи. По этой же причине

участвующие были приглашены в церковь при

Адмиралтействе, а отпевание происходило в

Конюшенной церкви.

Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону

ВЕРСТОЛКУ, 14 февр, 1837 г. Щеголев. 299.

Вчера (30-го) народ так толпился, -- исключая

аристократов, коих не было ни у гроба, ни во время

страдания, -- что полиция не хотела, чтобы

отпевали в Исакиевском соборе, а приказала

вынести тело в полночь в Конюшенную церковь,

что мы немногие и сделали, других не впускали.

Публика ожесточена против Геккерна, и опасаются,

что выбьют у него окна.

А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв.

1837 года. П-н и его совр-ки, VI, 62.

Назначенную для отпевания церковь

переменили, тело перенесли в нее ночью, с

какою-то тайною, всех поразившею, без факелов,

почти без проводников; и в минуту выноса, на

которую собралось не более десяти ближайших

друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу,

где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так

сказать, под стражей проводили тело до церкви.

В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ,

Щеголев, 255.

В день, предшествовавший ночи, в которую

назначен был вынос тела, в доме, где собралось

человек десять друзей и близких Пушкина, чтобы

отдать ему последний долг, в маленькой гостиной,

где мы все находились, очутился целый корпус

жандармов. Без преувеличения можно сказать, что

у гроба собрались в большом количестве не друзья,

а жандармы. Не говорю о солдатских пикетах,

расставленных по улице, но против кого была эта

военная сила, наполнившая собою дом покойника

в те минуты, когда человек двенадцать друзей его и

ближайших знакомых собрались туда, чтобы

воздать ему последний долг? Против кого эти

переодетые, но всеми узнаваемые шпионы? Они

были там, чтобы не упускать нас из виду,

подслушивать наши сетования, наши слова, быть

свидетелями наших слез, нашего молчания.

Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ

ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г. Щеголев, 265.

На вынос тела из дому в церковь Наталья

Николаевна Пушкина не явилась, от истомления и

от того, что не хотела показываться жандармам.

Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.

Рус. Арх.. 1888, II, 305.

31 янв. На вынос в 12, т.е. полночь, явились

жандармы, полиция, шпионы, -- -всего 10 штук, а

нас едва ли столько было! Публику уже не пускали.

В первом часу мы вывезли гроб в церковь

Конюшенную, пропели заупокой, и я возвратился

тихо домой.

А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника. Щеголев, 271.

После смерти Пушкина я находился при гробе

его почти постоянно до выноса тела в церковь, что

в здании Конюшенного ведомства. Вынос тела был

совершен ночью, в присутствии родных Н. Н.

Пушкиной, графа Г. А. Строганова и его жены,

Жуковского, Тургенева, графа Вельегорского,

Аркадия Ос. Россети, офицера генерального штаба

Скалона и семейств Карамзиной и князя

Вяземского. Вне этого списка пробрался по льду в

квартиру Пушкина отставной офицер путей

сообщения Веревкин, имевший, по объяснению А.

О. Россети, какие-то отношения к покойному.

Никто из посторонних не допускался. На просьбы

А. Н. Муравьева и старой приятельницы

покойника, графини Бобринской (жены графа

Павла Бобринского), переданные мною графу

Строганову, мне поручено было сообщить им, что

никаких исключений не допускается. Начальник

штаба корпуса жандармов Дубельт, в

сопровождении около двадцати штаб- и

обер-офицеров, присутствовал при выносе. По

соседним дворам были расставлены пикеты.

Развернутые вооруженные силы вовсе не

соответствовали малочисленным и крайне

смирным друзьям Пушкина, собравшимся на вынос

тела. Но дело в том, что назначенный день и место

выноса были изменены; список лиц, допущенных к

присутствованию в печальной процессии, был

крайне ограничен, и самые энергические и вполне

осязательные меры были приняты для

недопущения лиц неприглашенных.

Кн. П. П. ВЯЗЕМСКИЙ. "Пушкин", сборник

Бартенева, II, 69.

Наталья Николаевна Пушкина, с душевным

прискорбием извещая о кончине супруга ее, Двора

Е. И. В. Камер-Юнкера Александра Сергеевича

Пушкина, последовавшей в 29 день сего января,

покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела в

Исакиевский собор, состоящий в Адмиралтействе,

1-го числа февраля в 11 часов до полудня.

ПРИГЛАШЕНИЕ НА ОТПЕВАНИЕ ПУШКИНА.

Пушкин, изд. Брокгауза -- Ефрона, т, VI, стр. 317.

Нынешний Исакиевский собор тогда еще

строился<1, а Исакиевским собором называлась

церковь в здании Адмиралтейства, к которой

Пушкин был прихожанином, живя на Мойке.

П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1879, 1, 395.

<1Отстроен и освящен в 1858 году.

Билеты приглашенным были разосланы без

всякого выбора; Пушкин был знаком целому

Петербургу; дипломатический корпус приглашен

был потому, что Пушкин был знаком со всеми его

членами; для назначения же тех, кому посылать

билеты, сделали просто выписку из реестра,

который взят был у графа Воронцова.

В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ.

Щеголев, 254.

Утром многие приглашенные на отпевание и

желавшие отдать последний долг Пушкину

являлись в Адмиралтейство, с удивлением

находили двери запертыми и не могли найти

никого для объяснения такого обстоятельства. В

это время происходило отпевание в Конюшенной

церкви, куда приезжавших пускали по билетам.

М. Н. ЛОНГИНОВ. Современная Летопись,

1863, № 18, стр. 13.

Живы еще лица, помнящие, как С. С. Уваров

явился бледный и сам не свой в Конюшенную

церковь на отпевание Пушкина и как от него

сторонились.

П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1888, II, 297.

Я стояла близ гроба, в группе дам, между

которыми находилась Ел. Мих. Хитрово. Заливаясь

слезами, выражая свое сожаление о кончине

Пушкина, она шепнула мне сквозь слезы, кивнув

головою на стоявших у гроба официантов, во

фраках, с пучками разноцветных лент на плечах:

-- Посмотрите, пожалуйста, на этих людей:

какая бесчувственность! Хоть бы слезинку

проронили! -- Потом она тронула одного из них за

локоть. -- Что же ты, милый, не плачешь? Разве

тебе не жаль твоего барина? Официант обернулся и

отвечал невозмутимо: -- Никак нет-с... Мы, значит,

от гробовщика, по наряду!

А. М. КАРАТЫГИНА-КОЛОСОВА.

Воспоминания. Рус. Стар., 1880, т. 28, стр. 572.

Между прочими подробностями о смерти и

отпевании Пушкина, А. И. Тургенев сообщил

(тригорским соседкам Пушкина), что уважение к

памяти поэта в громадных толпах народа, бывших

на его отпевании в Конюшенной церкви, было до

того велико, что все полы сюртука Пушкина были

разорваны в лоскутки, и он оказался лежащим чуть

не в куртке; бакенбарды его и волосы на голове

были тщательно обрезаны его поклонницами.

М. И. СЕМЕВСКИЙ. К биографии Пушкина.

Рус. Вестн., 1869, ноябрь, 92.

Отпевание тела его происходило в церкви

Спаса в Конюшенной 1-го февраля в 11 часов утра...

Перед церквью, для отдания последнего долга

любимому писателю, стеклись во множестве люди

всякого звания. Трогательно было видеть вынос

гроба из церкви: И. А Крылов, В. А. Жуковский, кн.

П. А. Вяземский и другие литераторы и друзья

покойного несли гроб.

М. А. КОРКУНОВ., Письмо к издателю Моск.

Ведом. СПб., 4 февр. 1837 г. П-н и его совр-ки, VIII,

83.

Прах Пушкина принял последнее целование

родных и друзей. В. А. Жуковский обнял

бездыханное тело его и долго держал его безмолвно

на груди своей.

П. В. АННЕНКОВ. Материалы, 422.

Современники-свидетели передавали нам, что

во время отпевания обширная площадь перед

церковью представляла собою сплошной ковер из

человеческих голов, и что когда тело совсем

выносили из церкви, то шествие на минуту

запнулось; на пути лежал кто-то большого роста, в

рыданиях. Его попросили встать и посторониться.

Это был кн. П. А. Вяземский.

П. И.БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1879, I, 397.

Похороны г. Пушкина отличались особенною

пышностью, и в то же время были необычайно

трогательны. Присутствовали главы всех

иностранных миссий, за исключением графа

Дерама (английского посла) и кн. Суццо

(греческого посла) -- по болезни , барона

Геккерена, который не был приглашен, и г.

Либермана (прусского посла), отклонившего

приглашение вследствие того, что ему сказали, что

названный писатель подозревался в либерализме в

юности, бывшей, действительно, весьма бурною,

как молодость многих гениев, подобных ему.

Бар. К. А. ЛЮТЦЕРОДЕ (саксонский

посланник) в донесении саксонскому

правительству 8 февраля 1837 г. Щеголев. 375.

Долг чести повелевает мне не скрыть от вас

того, что общественное мнение высказалось при

кончине г. Пушкина с большей силой, чем

предполагали . Но необходимо выяснить, что это

мнение принадлежит не высшему классу, который

понимал, что в таких роковых событиях мой сын

по справедливости не заслуживает ни малейшего

упрека. Чувства, о которых я говорю, принадлежат

лицам из третьего сословия, если так можно

назвать в России класс, промежуточный между

настоящей аристократией и высшими

должностными лицами, с одной стороны, и

народной массой, совершенно чуждой событию, о

котором она и судить не может, -- с другой.

Сословие это состоит из литераторов, артистов,

чиновников низшего разряда, национальных

коммерсантов высшего полета и т. д.

Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону

ВЕРСТОЛКУ, 14. февр. 1837 г. Щеголев, 299.

Февраль 1. Похороны Пушкина. Это были,

действительно, народные похороны. Все, что

сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, --

все стекалось к церкви, где отпевали поэта. Это

происходило в Конюшенной. Площадь была усеяна

экипажами и публикою, но среди последней -- ни

одного тулупа или зипуна. Церковь была

наполнена знатью. Весь дипломатический корпус

присутствовал. Впускали в церковь только тех,

которые были в мундирах или с билетом. На всех

лицах лежала печаль -- по крайней мере наружная.

Я прощался с Пушкиным: "И был странен тихий

мир его чела". Впрочем, лицо уже значительно

изменилось: его успело коснуться разрушение. Мы

вышли из церкви с Кукольником.

-- Утешительно по крайней мере, что мы

все-таки подвинулись вперед, -- сказал он,

указывая на толпу, пришедшую поклониться праху

одного из лучших своих сынов.

Народ обманули: сказали, что Пушкина будут

отпевать в Исакиевском соборе -- так было

означено и на билетах, а между тем, тело было из

квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в

Конюшенной церкви. В университете получено

строгое предписание, чтобы профессора не

отлучались от своих кафедр и студенты

присутствовали бы на лекциях. Я не удержался и

выразил попечителю свое прискорбие по этому

поводу. Русские не могут оплакивать своего

согражданина, сделавшего им честь своим

существованием! Иностранцы приходили

поклониться поэту в гробу, а профессорам

университета и русскому юношеству это

воспрещено. Они тайком, как воры, должны были

прокрадываться к нему.

А. В. НИКИТЕНКО. Записки и дневник, I, 284.

Граф Фикельмон явился на похороны в звездах;

были Барант и другие. Но из наших ни Орлов, ни

Киселев не показались. Знать стала навещать

умиравшего поэта, только прослышав об

участливом внимании царя.

А. О. РОССЕТ по записи БАРТЕНЕВА. Рус. Арх.,

1882, I, 248.

В университете положительно не обнаружилось

тогда ни малейшего волнения, и если бы Уваров не

дал накануне знать, что он посетит аудитории в

самый день похорон, то едва ли пошло бы много

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.